Грата

Рэм прошёл в санузел, вымыл на всякий случай руки и лицо. Его так приучил Дерен: пришёл, умылся, тогда уже вались на кровать.

Ну и завалился. Прямо в обуви.

Вот всё-таки не карцер: на кровати можно валяться. И спецбраслет при нём. Было бы настроение — хоть головидео смотри или книгу читай.

Но настроения не было. Мысли возвращались то к мёртвой Галке, то к Ченичу. Вдруг его тоже заперли до старта?

Галку было жаль. Неужели это певец ей так отомстил за все её обнимашки?

Скотина он всё-таки, этот певец. Вот было бы так: если голос хороший, то и человек хороший? А тут — поёт, как ангел, а сам...

Ну, вот за что он её, а?

Рэм знал, что в жизни часто бывает так, что бьют вообще ни за что. Это правило он постигал на собственной шкуре, а потому запомнил его твёрдо.

Попав на военный крейсер в шестнадцать лет, Рэм не сразу стал местной достопримечательностью.

Это потом пилоты и техники возились с любопытным мальчишкой с удовольствием. А с тремя пилотами «вне рейтинга» — Туссексом, Эмором и Бо — Рэм даже сдружился.

Но поначалу не все в экипаже были согласны терпеть под ногами неумелую мелочь. Особенно на боевых дежурствах, или когда заедала рутина.

Однако дисциплина на «Персефоне» была не номинальная, а вполне себе военная, дедовщины здесь не водилось и даже драки в экипаже случались редко.

Рэму прилетало пару раз по шее в горячке боя, на что он не обижался.

Но один раз прилетело серьёзно.

Имперский спецоновский крейсер «Персефона». 4 года назад

Матти Корхонен был ещё бóльшим новичком, чем Рэм, он перевёлся пару недель назад с армейского «Снежного», и спецоновские порядки его напрягали.

В спецоне — не так, как в Армаде. Пилоты здесь, конечно, тоже элита, но у них нет жёсткой специализации. Да и молодых на крейсере оказалось на редкость много: шустрых, сноровистых, наглых.

Свой опыт и класс Матти нужно было постоянно доказывать заново. И кому? Мальчишкам?

Это в армии вся работа пилота — сидеть в огневом кармане или за пультом шлюпки. На «Персефоне» даже Дерену, хоть он был лейтенантом и членом офицерского совета, приходилось «марать руки» — командовать на грунте десантными операциями, работать бок о бок с разведкой или армейскими, договариваться с Администратами подконтрольных территорий, допрашивать пленных.

Корхонен был мужиком нелюдимым, заторможенным. Его всё это пугало.

Рэм тогда даже не понял, почему этот тихий с виду пилот на нём сорвался. Прямо в ангаре и совершенно на пустом месте.

И хотя Рэму тогда едва сравнялось семнадцать, не в его правилах было пропускать незаслуженные удары, да ещё и в лицо.

Он отлетел к переборке, из носа хлынула кровь, но это не помешало ему сгруппироваться, избежать второго удара и ответить самому.

Матти в долгу не остался, и драчунов растащили техники. Других пилотов в ангаре уже не было. Матти и Рэм в тот день шлюзанулись последними.

Напарник Матти Корхонена успел слинять, а Рэм летал без второго — Дерен был занят, Бо улетел с капитаном, а Туссекс спал после смены.

Криминала тут не было — в рамках небоевых дежурств Дерен разрешал своему второму пилоту летать одному.

Морда у Рэма была разбита, рёбра болели, но и Матти Корхонен пострадал не меньше. И парень был вполне доволен дракой. Он весил в два раза меньше своего противника, но не сказать, чтобы проиграл.

Дерен должен был им гордиться — всего-то несколько месяцев занятий!

— Ну-ка, беги до своего первого, — предупредил парня техник. — Тебе, однако, в медотсек придётся идти. Гарман узнает про драку — трое суток навесит.

Рэма прямо-таки передёрнуло: у заместителя капитана по личному составу, лейтенанта Гармана, была такая мода — запирать драчунов вместе, чтобы довыяснили отношения.

Оставалось надеяться на Дерена. Проступок был специфический, и Дерен как первый пилот имел право сказать замполичу, что сам накажет своего второго.

И уж лучше так. Пусть хоть бьёт, но с этим кретином Рэм в одном карцере сидеть не намерен!

Парень развернулся и пошёл к себе в каюту переодеваться. И пока разбирал компрессионку, пока думал о том, как доложить Дерену, тот прорезался сам. И верно, настучали уже — потому что лицо у него было хмурое.

Лейтенант Дерен вошёл к Рэму без стука, оглядел подопечного, вздохнул:

— Раздевайся.

Рэм пожал плечами, расстегнул комбинезон и дал ему стечь на пол. Дерен имел право делать с ним что угодно, хоть съесть.

— Ташип, — констатировал Дерен, ощупывая рёбра. — Компрессионка спасла, иначе пошёл бы сейчас в медотсек. Но рёбра не сломаны, а Гарман настаивает на карцере.

— Я не хочу в карцер! — взвился Рэм. — Я с этим идиотом сидеть не буду! Он на меня просто кинулся, как больной! Я ему даже слова сказать не успел! Я его вообще толком не знаю! Ну, избей ты меня уже сам, что тебе, трудно, что ли?

Дерен вздохнул и сел на кровать Рэма.

Уже по одному этому было видно, насколько он озабочен. В плане личной территории Дерен был жутким занудой. И сесть на чужую кровать — это было для него в нормальном состоянии неприемлемо.

— Что у вас вышло? — спросил он негромко.

— Не знаю! Он просто на меня набросился! — Рэм понимал, что надо успокоиться, но как? — Он дебил!