Грация и Абсолют

А отношение немцев к евреям?.. Как можно было недооценить то, что отмечал в прошлом веке зоркий философ Германии: мыслящие умы, составляя планы о будущности Европы, должны будут считаться с евреями и с русскими как с наиболее надёжными и вероятными факторами в великой игре и борьбе сил (21).

Потерять евреев– какое жалкое фиаско, какая позорная сдача всему самому мелкому, что, воссев на троне, пыжится и трубит о славе, дабы скрыть (в первую очередь, от себя!), как оно страждет недостающей ему силы. «Евреи же, без всякого сомнения, – самая сильная, самая цепкая, самая чистая раса из всего теперешнего населения Европы» (22), – философ, надо полагать, знал, что говорил.

Работая с немцами, Лонгин видел, как оборачивалось к их вреду многое хорошее в них. Бодрость и самоуважение, вера во взаимность обязанностей побуждают их целиком отдавать время текущим делам, и они даже не пытаются урвать минуту и помыслить о том, что образцовое выполнение обязанностей не избавляет их от одной, которая всё более определяется: бездарно погибнуть.

…В оттепель пришло письмо от Ксении, в котором трогательный колокольчик и урчание львицы подгоняли масленицу. Между тем Красная Армия опять наступала, и масленица в Выходцах могла обернуться кумачом с пятиконечными звёздами.

От ужаса кромешной неясности уберегло отчасти сообщение отца Георгия, переданное с оказией: Усвяцовы безотлагательно возвращаются в Псков.

75

Лонгин ожидал их со дня на день. Восемнадцатого февраля в пять вечера, когда на его предприятии закончила работу дневная смена и он по делу поехал в городское управление, на Псков впервые совершили налёт советские самолёты. Шофёр остановил машину и две-три минуты лежал грудью на баранке – как видно, сам не зная, для чего.

Невдалеке стоял бывший дом Лапина (так называемая «Солодежня»), архитектурный памятник семнадцатого века. Одна из бомб, истомно проныв, люто рявкнула, ударившись о мощную каменную стену дома. Близкое небо рвали моторы, оглушая до писка в перепонках, и когда Лонгин добрался до битком набитого бомбоубежища, он отнюдь не ощутил себя в безопасности, ёжась от тряски земли. После налёта тишина казалась какой-то испуганно-ненадёжной.

В городском управлении почти все окна выдуло напрохват – первая же пущенная бомба умостилась во двор, второй разрыв убойно плеснул неподалёку. Лонгин отвёл взгляд от огромных алых пятен на снегу: служащие выходили из здания, когда налетели самолёты... Тела уже убрали.

В здании разносился прокуренный и словно скандалящий голос – какой-то русский начальник приказывал прекратить панику. Городской голова несколько дней как выехал в Ригу, сегодня от него поступило уведомление, что возвратиться нет возможности.

Налёты повторялись, и уж было не взглянуть на небо без ужаса. Наутро Лонгина вызвал военный комендант. Во дворе пошустревшие солдаты втаскивали на грузовики упакованные ящики. Комендант передал приказ срочно подготовить предприятие к эвакуации в Ригу...

По несколько раз на день Лонгин посылал человека в дом, где до отъезда жили Усвяцовы, и в Православную миссию: не вернулись? Среди ночи разбудил телефон: Олег Ретнёв приглашал приехать к нему.

Предприниматель нашёл начальника полиции, которого германское командование наградило орденами «За храбрость» I и II степеней с мечами, не в знакомом доме, а в строении вроде складской конторы. Гостю показалось: здесь пахнет, как в магазине скобяных товаров, – металлом, смазкой. Он не ошибался: в неприметном шкафчике было заперто смазанное приготовленное к бою оружие.

Начальник полиции вычерпывал ложкой из котелка холодный суп, доедая ломоть хлеба. Когда Лонгин уселся на обшарпанную табуретку, хозяин, знавший о помолвке, сказал:

– Имею данные об Усвяцовых. Выехали из Выходцов на Псков на телегах, со всем скарбом, но возчики их обманули, – не переставая энергично жевать, Ретнёв опустил глаза, – завезли к партизанам. Сейчас они у партизан.

Лонгин подался вперёд и застыл, сжимая пальцами край стола, ногти яростно скребнули краску, лицевые мускулы подёрнулись. Полицейский начальник, видимо, не ждал такой реакции.

– Воды вам? под рукой-то нет...

Гость мотнул головой, потёр ладонью лоб, глаза.

– Ну... что сказал?

– Воды хотите?

– Нет, об Усвяцовых.

Ретнёв, не изменив ни слов, ни тона, повторил известие. Лонгин, вскочив, резко наклонился к нему:

– Отбей её! Назови цену – я рассчитаюсь.

Хозяин указал ложкой на табуретку:

– Успокойтесь маленько.

Гость не садился, лихорадочно уговаривая:

– На это все мои деньги отдам… хочешь золото – обращу в золото.

Полицейский промолвил:

– Получу новые сведения – тут же их вам!

76

Спустя трое суток Ретнёв, придя на дом к фабриканту поздним вечером, сообщил, что партизаны передали Усвяцовых советским военным, которые вошли в деревню Серёдкино, семью держат там.

Хозяин поставил на стол два тонких чайных стакана, налил до краёв коньяком.

– Я пойду с тобой туда! Пойдёшь? – спросил шёпотом, словно простуженный.