Грация и Абсолют

– У его Людки есть мой номер телефона, он и позвонил – спрашивал номер твоей квартиры.

– Да, я поняла, – сказала Алик, сердце у неё сжималось. Подруги медленно пошли по аллее.

Галя, глянув искоса, помолчала.

– Ты послала его – куда, сама знаешь, – и он мне позвонил, стал просить встретиться, – заговорила небрежным тоном, – я подумала: может, что-то важное касается тебя, и не могла не пойти... Он пригласил в ресторан, заказывал самое дорогое. Мы танцевали, болтали о том, о сём, и он мне одни комплименты: глаза у меня отливают перламутром, кожа лилейная, фигура – мечта принцесс... Как стал объясняться в любви – упадёшь на месте. Я для него – совершенное открытие! Ну, жизни ему без меня не будет.

Девушка повернула голову к Алику, та прочла в её глазах пытливое ожидание. Обе остановились. Галя продолжила:

– Короче, он стал намекать, в общем, напрямую. Я сказала: в первый же вечер?! – и она напомнила подруге словно бы ей известное: – У меня на такое – ты знаешь – какой всегда ответ! – после чего констатировала: – А он липнет – почему я такая жестокая?

Алик смотрела в сторону, чтобы не выдать отчаянной муки. Вновь зазвучал сладко волнующийся голосок подруги:

– Мы из ресторана вышли, он из телефонной будки позвонил твоему профессору, я рядом стояла. Спросил: можно с девушкой к вам на дачу поехать? Вы эту девушку знаете, вы с ней в «Уралочке» разговаривали – с кареглазой шатеночкой. Тот велел мне трубку дать. Представляешь, – Галя встала перед Аликом, – он не забыл, как меня зовут: это вы, Галенька? Я говорю: да.

Она сообщила, что профессор пригласил её и Виктора к себе домой, Виктор поймал такси, и они поехали. Алик направилась по аллее прогуливающейся походкой, усиленно разыгрывая равнодушие. Галя её обогнала.

– Квартира что надо! – произнесла с восхищением, в котором пробивалась зависть к подруге. Не дождавшись от той ни слова, продолжила рассказ:

– Он дал нам ключи от дачи, и мы на такси туда… – последние слова она произнесла с полной невозмутимостью.

Алик бросила звенящим от отчаяния голосом:

– Зачем ты мне всё это говоришь?!

Галя опять встала перед ней.

– Ты знаешь, что я не могла не сказать тебе о таком!– она произнесла «о таком» как о чём-то необыкновенно значимом. – Я была с ним ночью и весь день вчера. – Глаза подруги кололи Алика любопытством и плотоядным торжеством.

– Ну и как? – на этот раз Алик не отвела взгляд. – Хорошо было в бане париться?

– Он тебе уже сказал? – вырвалось у Гали.

– Нет. Но разве трудно догадаться?

Подруга хмыкнула и выразительно усмехнулась:

– А для чего там баня? Уж ты с твоим напарилась в ней.

Спросила, когда Алик вернётся к мужу и услышала прозвучавшее с раскалённой ненавистью:

– Когда сочту нужным. Мужики нуждаются, чтобы им побольнее давали по носу!

– Сильная ты! – деланно восхитилась Галя с гордой мыслью о разнице между любовью пожилого профессора и упоительной страстью двадцатишестилетнего красавца Виктора.

93

Алик извелась, против воли представляя Галю и Виктора нагими, ласкающими друг друга. Она мотала головой, зажмуривалась, а когда открывала глаза, ей казалось – стены качаются. В этих терзаниях её обливал страх, что Галю пригласит Лонгин и та будет принимать его ласки на её, Алика, кровати.

Лонгин Антонович прислал с шофёром записку, Алик тут же прочла её: «Думаю, ты знаешь, что Можов ударился в новое увлечение, а его жена должна родить. Я не могу без тебя. Очень прошу тебя: возвращайся!»

Через три дня вечером в комнату к ней вошёл отец. Он уже предупреждал: она не может здесь жить, как до замужества! Решила не возвращаться к мужу – подавай на развод, обращайся в суд на предмет раздела профессорской квартиры и имущества! Вези вагон судебных хлопот, бегай по инстанциям, отвечай на вопросы судейских, терпи взгляды, сплетни, насмешки людей...

Она жалобно вскричала:

– Ухожу-уу я!

– Когда?

Вбежала маменька, потянула отца за руку:

– Хватит, хватит! Она сказала – и ты пойми...

Утром Алик позвонила с работы мужу на дом. Трубку поднял приходящий повар Юрыч. Оказывается, профессор вчера улетел отдыхать в Сочи. У неё перехватило дыхание, волнение прерывистой болью било в ушные перепонки.

– Почему же улетел... только август начался... – она не говорила, а лепетала разбитым голосом.

Обычно Лонгин Антонович отправлялся отдыхать в первых числах сентября. Голос Юрыча в телефонной трубке был неподдельно дружелюбен:

– Я и сам удивился, с чего новая мода – вдруг собирает вещи: лечу, мол.

– А он... – она хотела спросить: «один улетел?» Каких сил стоило ей изменить вопрос: – Ничего не просил мне передать?

– Э-ээ... просить – нет. Да я сам вижу: плохо ему без вас. Ну что вы, как маленькие? Давайте возвращайтесь! Слышьте? Не тяните.

Она подавила всхлип, пролепетала в трубку:

– Спасибо, Юрыч!

Вечером, выйдя из такси перед домом с лепной античной богиней над парадным, глубоко вздохнула, простояла, замерев, несколько минут. И пустилась наверх бегом.