Они стали не спеша собираться. Котя Гусев закинул на плечо ремень своей потертой цилиндрической "Пумы".
- Погодите минутку, ребята, - сказал я. - Теперь, когда все формальности улажены, и вы не можете ожидать никакого подвоха с моей стороны, я просто хочу спросить: почему?
- Ой, да на кой ляд нам... - начал было Котя, но Веня оборвал брата.
- Погоди, Котька, жопа ты или мужик, - проговорил он. - Человеческий же разговор шкраб предлагает.
- Он снова сел. Тогда сели и остальные.
- Кто-то из великих, кто именно, вам лучше знать, сказал: история учит лишь тому, что ничему не учит. Мы склонны полагать это утверждение истинным. Особенно для этой сраной страны, в которой учителя истории и прочих научных коммунизмов из поколения в поколение получали зарплату исключительно за то, что ничего не знали, ничего не умели и только насиловали детям мозги ахинеей.
- Закосили извилину! - подтвердил Котя.
- Единственную? - спросил я.
Маша, самая умная, поняла и хихикнула.
Я обвел их взглядом. Что оставалось отвечать? Он был прав и не прав. Я мог бы сказать, что история учит многим верным вещам тех, кто способен учиться; например, что происходящего сейчас любой ценой нельзя было допускать, ведь это происходило и прежде, и всегда кончалось одинаково именно вопиющая неграмотность политиков, сопоставимая, пожалуй, лишь с их самомнением "Я-то умнее тех, кто был прежде", развязывает им их шкодливые руки. Но для пятнадцатилетних происходящее последние пять-семь лет было единственной известной формой бытия, плохо-бедно они приспособились к ней; разрушь эту приспособленность, и они, молоденькие, погибнут. Я мог бы написать на доске самые элементарные формулы, описывающие динамику социальной энтропии, и они доказали бы, как дважды два: чем малочисленнее социум, тем меньше у него вариантов развития и тем, следовательно, меньше шансов выжить - но ребята плохо помнят, сколько будет дважды два. И я спросил только:
- Чему вы хотите учиться?
- Рукопашному бою, - тут же начал загибать пальцы Веня. - Это мы делаем, но нужно больше. Вот, недавно афганца одного припитомили, он нас дрессирует...
Ты сказал. Не "учит", не "натаскивает", не "тренирует" "дрессирует". Ох, история. Кто сказал "Ты сказал"?
- Стрельбе, - загнул второй палец Веня, - это тоже пытаемся, но катастрофически боеприпасов не хватает.
- Взрывное дело надо поднимать, - подал голос Котя.
- Оральный секс освоить как следует, - озабоченно сказала Коковцева. Котя усмехнулся и со снисходительным превосходством проговорил:
- Тебе бы, Татка, все ебаться.
Она коротко обернувшись к нему, сверкнула победоносной улыбкой.
- Алгебра нужна, к сожалению, - сказала Мякишева, а то в духанах любая тварь обсчитает - пернуть не успеешь.
- Да, пожалуй, - задумчиво согласился Веня.
- И ты думаешь, этого достаточно для жизни? - спросил я.
- Для жизни вот как раз это и нужно.
- Этого достаточно для смерти, Веня, - сказал я. - Только для смерти. Сначала, возможно, не твоей. Потом, все равно, раньше или позже, - твоей. Этого достаточно только для кратковременного выживания.
- Научный коммунизм это все, Альсан Петрович, - ответил Веня. - На самом деле все просто. Кто выживет - тот и живет. Другого способа жить еще никто не придумал.
Он встал, и сразу, с грохотом отодвигая стулья, поднялись все. Как настоящий лидер, он пропустил всех остальных вперед, а когда кое-как приспособленная под класс комната опустела, снова глянул на меня и ободряюще улыбнулся.
- Вы не огорчайтесь, Альсан Петрович, - сказал он. - Мы лично вас даже уважаем. Но от предмета вашего блевать охота. Раньше хоть раз в генсека установки менялись, а теперь вообще - каждый свое долбит. И ведь всем ясно давно, что других несет по кочкам, потому что для себя, любимого, место чистит. Вон, при Мишке Сталина как несли. Сказали народу долгожданную правду! И чего вышло? Опять за того же Сталина люди мрут. Батя мой летом пошел на демонстрацию за этот сраный СССР - так приложили ему демократизатором по шее неловко, тут же откинул копыта, только и успел сказать: дескать, флаг наш красный подними повыше, пусть видят... А кто видит, зачем видит - хрен его знает. Может, богу на небесах расскажет, да и то вряд ли.
Он еще потоптался у двери - поразительно, но он мне сочувствовал! Замечательный мальчик все-таки растет.
- До свидания, - сказал он.
- До свидания, Веня, - с симпатией сказал я. - Если в будущей четверти передумаете - я, как юный пионер, всегда готов.
- Да что вы, Льсан Петрович! Зимой тут такое начнется! - и вышел.
Это, судя по всему, была правда. Заломив руки за спину, я неторопливо подошел к окну. В сером свете хмурого позднего утра сквозь голые ветви берез со второго этажа отчетливо просматривалась свинцовая полоса Ореджа и работающие люди на нашем берегу. Картина отчетливо напоминала знакомые по хроникальным фильмам кадры самоотверженного труда советских тыловых женщин в сорок первом году. Рвы, надолбы, огневые точки...