Гравюры на ветру

— Хватит, Герард, хватит этой глупости! Довольно! Я сыта по горло! У них там шторм. Они переживают, а тут звонишь ты и сообщаешь, что ушел к какой-то женщине… Ну хоть какая-то порядочность в тебе есть? Сиди уже и не вякай драгоценной Карине о своих похождениях. Я освобождаю тебя от своей персоны. Все! — со злости я пнула тяжелый деревянный стул. — Счастливо оставаться! Не звони мне и не пиши! Никогда! До тебя дошло? Никогда!!!

С этими словами я выбежала на загазованный перекресток под морось дождя.

* 50 *

Как и обещала, ровно через час, обвешанная сумками с пособиями и методичками, я пришла по указанному адресу. Звонок издал плаксивую трель. Кто-то защелкал замком, дверь открылась.

— Здравствуйте. Марианна? Проходите пожалуйста, — мужчина примерно моего возраста поморгал добрыми карими глазами.

Я застыла. Это же… Что происходит? Артис научил меня видеть больше, чем видят обычные люди? Или прошлые жизни существуют не только в легендах? Передо мной смущенно улыбаясь стоял человек, которого я любила в абсентовом Париже. Как это может быть?

Осторожно пройдя в коридор, я сняла плащ и пристроила в углу мокрый зонтик. Меня била дрожь, руки не слушались, в голове была какая-то каша.

— Простите, что я в такой спешке вызвал вас, — его голос звучал какими-то мистическими бубенчиками. — Проходите в комнату. Я не знал, как поступить… И тут Инна… Она дочка моих дальних родственников. Позвонила именно в этот момент и стала рассказывать о ваших занятиях с детьми.

Мы прошли в комнату, где в инвалидном кресле сидел мальчик лет десяти. У него был отсутствующий взгляд и совсем больной вид. Я сразу поняла, что дело здесь не в логопедии, но промолчала.

— Так что у вас случилось? — я села на диван, покрытый каким-то лохматым пледом. — Это ваш сын? Как его зовут? Где его мама?

Эдуард сел на стул и схватился руками за голову. Было понятно, что он переживает какой-то трудный момент в жизни.

— Это ребенок моей сестры. Лев. Ему одиннадцать. Он откликается на свое имя. Что-то соображает. Пытается говорить, но никто ничего не понимает.

Я удивленно посмотрела на него. Ребенку одиннадцать лет, а они только сейчас задались вопросом, что происходит? Странные люди. И где эта сестра?

Видимо, увидев мой вопросительный взгляд, он наконец заставил себя успокоиться:

— Сейчас я все вам объясню. Он жил с моей сестрой и ее мужем в другом городе. Но вы понимаете… Не каждый мужчина выдержит такую судьбу… Нет, он много лет старался, помогал возить Льва по врачам… Но вот недавно… Он подал на развод. Нет, не ушел к другой женщине. Он просто сказал, что больше так не может. И уехал куда-то далеко на заработки. Обещал регулярно присылать деньги. — Эдуард нервно покрутил на пальце какую-то резинку. — А Инга… Моя сестра… Она… Для нее это был страшный удар. Она сошла с ума. Ну то есть мне только это и остается думать. Она заперла дверь, окна, открыла газ и решила, что им — ей и Льву — лучше умереть. Короче говоря, когда соседи вызвали спасателей, она была мертва, а Льва откачали в реанимации.

Шокированная этой историей, я посмотрела на мальчика. У него должно быть есть медицинская карта, свидетельство об инвалидности… Что за ерунда, обращаться с такими проблемами к логопеду?

— Я не понимаю. Когда вы забирали его к себе, какие-то документы там были? Ведь на самом деле у Льва серьезная болезнь. Он должен стоять на учете. Его надо лечить, проводить поддерживающую терапию…

Эдуард бросил на пол резинку и посмотрел на меня:

— Там был взрыв. Все сгорело. Я сейчас занимаюсь восстановлением бумаг. Но я ничего, понимаете ничего в этом не смыслю… И эта безумная идея с логопедом… Вы правы конечно… Просто мне показалось, что если он начнет говорить, то будет как-то легче… Хоть как-то мы начнем общаться… Глупо, да?

Мне было так жалко этого человека. В какую тяжелую историю он попал. А его личная жизнь? Как его жена отнеслась к тому, что он взял на себя такую большую ответственность? Мне всем сердцем захотелось ему помочь. Я готова была поехать в тот город, поговорить с врачами, узнать историю болезни, во всем разобраться… Отчего-то этот Лев, который почти не понимал, что происходит вокруг, показался мне каким-то родным и милым в своей беспомощности. Ведь при хорошем лечении — я знала, видела такие случаи, — подобные дети добиваются серьезных результатов. Говорить в привычном понимании этого слова он вряд ли сумеет, но понимать, узнавать близких, радоваться, смеяться — все это может быть ему доступно.

— А ваша жена, Эдуард? Она согласилась вам помогать? — я смотрела на него и никак не могла отделаться от навязчивой мысли, что наша встреча произошла неслучайно. В этом был какой-то грандиозный божественный замысел. — Как дети отнеслись к тому, что у них будет брат?

Он закусил губу, как делают расстроенные малыши, и вздохнул: