Когда Сремский ушел и они с Лэнкотом остались вдвоем, Павел еще испытывал тупую боль в сердце. Но, не сознавая этого, он был уже не тот, что час назад. С неясной надеждой смотрел он в глаза Лэнкоту. Этот спокойный, сдержанный человек, сидевший по другую сторону письменного стола, казался ему олицетворением всего того, что заключено в слове «партия». Может ли Лэнкот помочь его горю? Нет. Это Павел хорошо понимал, но в то же время знал, что партия дает человеку безмерную силу, способна в самые тяжелые минуты укрепить, поддержать каждого, кто слабеет. И этого-то он ждал от Лэнкота.
Он, наконец, поднял голову и коротко изложил Лэнкоту свои впечатления от поездки на «Искру». Он попал на завод в горячее время и не все ему удалось выяснить. Но одно казалось несомненным: трудности, мешавшие выполнению плана, расшевелили коллектив «Искры», вызвали брожение.
— И мне думается, товарищ Лэнкот, что это хороший признак, — добавил Павел с улыбкой. — Как вы полагаете?
Лэнкот утвердительно кивнул: — Да, в принципе это так. Но, разумеется, всегда все зависит от конкретной политической обстановки.
Говорили вы с инженером Гибневичем? — спросил он, отрывая уголок от лежавшего на столе конверта.
— Да, после собрания он меня пригласил к себе.
Павел, задумавшись, смотрел на бумажный шарик в пальцах Лэнкота.
— От него я узнал важные подробности, которые помогли мне понять некоторые выступления на этом собрании.
— Та-ак, — протянул Лэнкот. — Это интересно. А какого вы мнения о Гибневиче?
Павел ответил, что этот инженер, кажется, — ценный работник. — Правда, я мало его знаю, — добавил он, — но во всяком случае он замечательный специалист. И он от меня не стал скрывать, что имеются серьезные затруднения…
— Это его хорошо рекомендует, — одобрительно заметил Лэнкот.
Дружелюбный тон Лэнкота согрел Павла, и сейчас ему сильно захотелось поговорить по душам. Он охотно рассказал бы Лэнкоту откровенно, без утайки все, что его мучило. Но не решался. О любви? С Лэнкотом говорить о любви? Нет, это нелепо. Однако ему вдруг стало ясно, что мучит его не одна только обманутая любовь. Вспомнился жаркий, заполненный до отказа клубный зал, где шло собрание, и та тревога, какую вызывали в нем слова, звучавшие с трибуны.
— Послушайте, товарищ, — сказал он, заглядывая Лэнкоту в глаза, — вам известно, что я на «Искре» был не в первый раз. Помните мой репортаж? Одно несомненно: я тогда ошибался, а в «Жице Варшавы» писали правду. Я не заметил тех неполадок, из-за которых сейчас у них провалили план.
Он замолчал, так как Лэнкот отвел глаза с выражением явного неудовольствия.
«Все равно, — подумал Павел, — я себя щадить не стану!» И глубоко затянувшись папиросой, он рассказал о номере «Жице Варшавы», кем-то подброшенном на его стол. Не скрыл от Лэнкота, что это и было непосредственной причиной его внезапного отъезда на завод.
— Кто-то хотел испортить мне настроение, — добавил он с горькой усмешкой. — И невольно оказал мне услугу.
— А вы не догадываетесь,
Павел вздрогнул. Замечание Лэнкота было ему неприятно.
— Нет, — он тряхнул головой. — Не будем говорить об этом!
За дверью послышался бас Будзейовицкой, которая о чем-то сердито спорила с секретаршей. Потом зазвонил телефон. — У редактора совещание, — крикнула секретарша.
— Вижу, что у вас есть какие-то нерешенные вопросы, — сказал через минуту Лэнкот. — Пожалуйста, рассказывайте.
Павел посмотрел на него с благодарностью. У Лэнкота так мало времени, а тут еще он беспокоит его своими делами! Да, это верно, он вернулся, не решив некоторых «опросов. А в особенности — один, основной: как отличить добро от зла? Как углядеть, где засело старое, а где уже рождается новое? Не знает он порой для этого средств, факты бывают неясны, люди — сложны. Чем же руководствоваться? Инстинктом, интуицией? Так они тоже иногда бессильны. Опытом? А если его не хватает?
— Вы знаете, товарищ Лэнкот, что я постоянно разъезжаю, — взволнованно говорил Павел. — В поезде много думаешь, хотя бы от скуки. И вот иной раз, когда я возвращаюсь из района и перебираю в уме собранный материал, меня вдруг одолевают сомнения: а что, если на самом деле все не так? Может, то, что мне не понравилось, — хорошо, а как раз то, что я похвалил, — плохо? Людей часто бывает трудно распознать, обличье у них одинаковое. Одни умеют ловко маскироваться, а другие еще даже не научились говорить нашим, партийным языком. Там надо бы годы просидеть, чтобы во всем разобраться. А я пробуду недельку — и уезжаю.
У Лэнкота на шее заходил кадык.
— У вас же есть политическое чутье. Человек, политически сознательный, за неделю узнает больше, чем другой — за год.
— Сейчас, сейчас я вам на это отвечу! — загорячился Павел.
Он наклонился через стол к Лэнкоту и спросил почти шопотом:
— А в вашей душе, товарищ, тоже идет борьба?
Лэнкот сделал кислую мину. «Не понимаю», — говорил его неприятно удивленный взгляд.