Когда котлован номер 1 (из него скоро должно было вырасти здание больницы) был уже такой глубины, что из окон директорского барака Кузьнар мог видеть только верхнюю часть экскаватора, в один прекрасный день на стройку въехал полугрузовик «фиат» и из него вылезли три человека. А через несколько минут перед клубом остановилась и зеленоватая «шкода», в которой сидели двое мужчин с желтыми портфелями. Все пятеро приезжих посовещались между собой, после чего объявили хором, что желают говорить только с товарищем Кузьнаром. Затем двое, что помоложе, побежали к «фиату» и стали извлекать из него какие-то аппараты, ящики, провода. Все это они перенесли в клуб, пока товарищи с портфелями курили и осматривались вокруг. Пятый, в меховой куртке, надетой на комбинезон, расхаживал около автомобилей, не обращая внимания на чавкающую под ногами густую грязь. На вопрос любопытного Курнатко, подошедшего к нему прикурить, этот человек лаконично ответил: — Будет показ. — Тут подле них как из-под земли вырос какой-то запыхавшийся юноша в плаще, объявил, что он репортер, и, осведомившись, будет ли показ, достал из кармана свое удостоверение, которое, неизвестно зачем, ткнул Курнатко под нос.
Произошло все это вскоре после обеденного перерыва. Весть о приезжих быстро облетела участки и корпуса, обрастая по дороге, как снежный ком, всякими домыслами и противоречивыми комментариями. На старой стройке утверждали, что приехали кинохроникеры. В бригаде штукатуров общее мнение склонялось к тому, что это не кинохроникеры, а люди с радио. Работавшие на первом котловане Новой Праги IV узнали от водителей грузовиков, что в клуб якобы приехал музыкальный театр и актеры будут ставить спектакль. Только в два часа репродукторы оповестили всех, что по инициативе «Горпроекта столицы» и дирекции стройки в половине пятого состоится культурно-производственное совещание с демонстрацией диапозитивов.
Уже в три четверти четвертого зал клуба был так переполнен, что те, кто пришел позднее, не нашли свободных мест и теснились у стен. Некоторые примостились тут на корточках, другие сели прямо на пол. На подоконниках разместились лифтерши, уборщицы, молодые сотрудницы конторы. В глубине, за последними рядами, два техника возились у аппарата, направляя его на небольшой белый экран, натянутый над столом президиума. Двое других суетились на эстраде, шурша бумагой, расставляя какие-то картонные коробки. У самого стола торчал уже стояк с укрепленной на нем доской.
Вошел Кузьнар, прокладывая дорогу двум архитекторам с желтыми портфелями. Окинув быстрым взглядом зал, он сразу уловил атмосферу сосредоточенного ожидания, и это его ободрило и развеселило.
— Ну, кто будет открывать собрание? — шепнул он Тобишу, вынырнувшему откуда-то в эту минуту. И, не дожидаясь ответа, оперся руками о стол президиума, наклонился к первым рядам и откашлялся, прежде чем начать вступительное слово.
— Товарищи, — сказал он громко. — Наше сегодняшнее совещание будет посвящено будущему.
Журналист в первом ряду, затиснутый между Шелингом и Гнацким, кивнул головой и что-то записал в блокнот. А Шелинг демонстративно зевнул и вытянул вперед ноги в юфтевых сапогах.
Кузьнар бросал в зал короткие, быстрые фразы. Ощупывая взглядом знакомые лица передовиков, рассеянные в толпе, он после каждых двух-трех фраз делал паузу, чтобы перевести дух, — в висках кровь стучала слишком часто и громко, и он боялся, как бы у него на полуслове не оборвался голос. Он говорил о Варшаве, которая встает из развалин благодаря общим усилиям трудящихся, о людях, чьи взоры устремлены на будущие жилищные массивы, улицы, кварталы, где они начнут новую, социалистическую жизнь в своей свободной стране, в столице Народной Польши.
— На вас, — продолжал он, глядя сквозь клубы табачного дыма на Мися, сидевшего между Побежим и Илжеком в ряду, где мелькали только комбинезоны, ватники и куртки каменщиков, — на вас обращен взор народа! Вы смотрите на заводы и шахты, а люди шахт и заводов глаз не сводят с вас: как, мол, они там справляются? Не сорвут ли план? Не обманут ли наших надежд? Вот так оно и выходит, что сейчас польские рабочие из разных мест смотрят друг на друга. Я — на тебя, ты — на меня, а оба мы с тобой — на него. Маркевка подает сигнал: «Ребята, я столько-то и столько выполнил!» А кому он сигнал подает? Мисю! Ну, а Мись отвечает с лесов еще более высокой нормой, и эту новость назавтра уже читает в «Трибуне» лодзинский текстильщик или, скажем, литейщик на «Пафаваге»[28]
. Так сегодня подгоняют и проверяют друг друга наши рабочие, передовой отряд польского народа!