Граждане

Шофер улыбался и кивал головой.

— Чего там… вы еще можете спокойно полежать, товарищ директор, — сказал он, глядя на ножку кровати.

— Нет, Курнатко, нельзя! Там уже новые котлованы, нужен глаз! Вдруг что-нибудь не так — и работа застопорится. Ни минуты простоя нельзя допускать! Ни минуты! — повторил Кузьнар сурово.

Шофер беспокойно заерзал на стуле, хотел что-то сказать, но только вздохнул и завертел в руках шапку.

— А бетономешалки все на местах? — осведомился Кузьнар через минуту.

— На местах, — подтвердил Курнатко как-то кисло.

— Работают?

— М-м…

— Та-ак, так, — задумчиво протянул Кузьнар. — А участковые графики составляете?

— Не знаю, товарищ директор, — промямлил Курнатко.

— Так ты узнай и завтра мне скажешь. И помните: досок не обрезать, а подбирать по длине. Дерево растет пятьдесят лет и не следует его калечить пилой. Ясно?

— Ясно, товарищ директор.

Кузьнар вдруг внимательно всмотрелся в шофера.

— Что-то ты сегодня такой скучный, Курнатко? Болен? С легкими неладно?

Курнатко натянуто усмехнулся, усердно изучая донышко своей шапки.

— Да я ничего. Так просто… — не сразу и шопотом отозвался он. — Всякое бывает.

— Ну, если без причины нос повесил, значит, досуга у тебя слишком много. Вот погоди, поправлюсь я, такую тебе задам гонку, что искры из шин полетят.

— Э… Кто его знает… — Курнатко теребил суконный козырек, избегая смотреть на Кузьнара.

Кузьнар сел на постели и долго смотрел ему в лицо.

— Что такое вы говорите, Курнатко? — спросил он тихо.

Шофер ничего не ответил, только дернул плечом и покраснел.

— И зачем это вы приехали в такой неурочный час? — с расстановкой продолжал Кузьнар. — Стряслось что-нибудь? Я спрашиваю: случилось что-нибудь? — повторил он тише. — Говорите! На новой стройке, да?

Курнатко неохотно поднял голову.

— Товарищ директор, — стоном вырвалось у него. — Новой стройки уже не будет. Остановили работу. И… И конец.

— Что? Что? — заикаясь, спрашивал Кузьнар. — Кто остановил? Как так? Что ты мне тут…

— Конец! — повторил Курнатко с упорством отчаяния. — Я не хотел говорить, да вы меня вынудили. Грунт там подмок, товарищ директор, вода так и хлюпает. И начальство говорит, что строить на таком грунте нельзя…

Курнатко вдруг выпучил глаза и замахал руками:

— Товарищ! Товарищ Кузьнар! Я не… Иисусе, Мария! Вам же нельзя…

Но Кузьнар уже вскочил с постели и, воюя с длинной рубахой, надевал брюки. Лицо у него посерело и судорожно сжалось.

— Достань-ка мою куртку, она висит в прихожей, — бросил он сквозь зубы. — Да тише, чтобы не услыхала дочка…

— Товарищ директор! — Курнатко помертвел от испуга. — Что я наделал!

— Живее! — прошипел Кузьнар. Он уже торопливо зашнуровывал башмаки.

Через пять минут Кузьнар, крепко держась за перила и почти валясь на руки шоферу, сходил с лестницы вниз, к воротам, где ждала «победа».

4

В этот день почти все работники строительства во время обеденного перерыва собрались на Новой Праге IV. Приходили группами и в молчании толпились около котлованов, в которых работа была прекращена. Мало кто разговаривал, не слышно было и репродукторов. День выдался душный и облачный. Неработавший экскаватор стоял с вытянутой стрелой, словно замер в ненужном больше усилии. Люди ожидали новостей: в бараке дирекции шло совещание с представителями строительного треста. Заседали они уже несколько часов. Время от времени из барака кто-нибудь выбегал или входил туда, а в одиннадцать часов подъехал незнакомый автомобиль «шевроле», и из него вышли двое мужчин, которые до сих пор на стройке никогда не бывали. Их проводило несколько десятков глаз, внимательных и угрюмо-сосредоточенных. Неподалеку от барака, на досках, сложенных под плоским навесом, уселись каменщики постарше и мастера. Остальные группами стояли у забора. Курили в томительной и мрачной тишине. Компания зетемповцев с Вельбореком во главе остановилась около свежевырытого котлована и рассматривала насос новой системы, которым вчера здесь пробовали откачивать воду (сегодня уже отказались от дальнейших попыток). Никто не знал, что принесет ближайший час, — все должно было решиться в бараке дирекции. По «Кузьнаровым полям» бродили какие-то люди с инструментами — прошел слух, что они из Геологического исследовательского института. Трое ушли далеко, под самую рощу, и там что-то устанавливали, вымеряли. Казалось, это врачи сошлись на консилиум и стоят над тяжко больной землей. В толпе, теснившейся у забора, многие то и дело поглядывали в их сторону. Вылинявший транспарант, укрепленный на палках, вяло повис в неподвижном воздухе. Рабочие пили теплый чай прямо из бутылок, со вздохом отнимая их от губ и молча передавая из рук в руки. Иные лениво следили глазами за жемчужно-серой стайкой голубей, кружившей над голубятней. В тишине слышен был протяжный, мелодичный свист. Опустевшие котлованы, брошенные лопаты, безмолвие, полное глухой тревоги, — все ложилось на душу гнетущим чувством ненужности. Но никто не уходил: некуда было идти.

На старой стройке оставалось в этот час мало людей. Там только Выжик и его свита играли в карты на ступенях крылечка перед клубом.