Граждане неба. Мое путешествие к пустынникам кавказских гор

— Вы можете заставить его прекратить эти хлопоты. Напишите ему, что если он не перестанет, вы официально потребуете назад свои подписи.

— Вражда между братией пойдет, — сказал о. Вениамин. Лучше помимо о. Илариона просить Владыку дать антиминс и разрешить иеромонаху-пустыннику служить в келье. Нам больше ничего не надо. Чтобы в церковь ходить, не спускаясь с гор… Не общаться с миром… И главное — не видеть женщин…

На этом разговор наш кончился.

Когда я стал прощаться, о. Вениамин взял мою руку обеими своими громадными руками, мохнатыми, как у медведя, сжал ее, пригибая к земле, и сказал:

— Вы простите меня… Я — человек грубый… невежественный…

Я понял, что он просит прощения за то, что и его, очевидно, немного смутили разные слухи обо мне, и он тоже заподозревал, что я хочу сделать пустынникам какое-то зло, как представитель Думы или лесного ведомства!

— Что вы, о. Вениамин, — сказал я, — Христос с вами. Разве мне судить вас!

О. Вениамин все не выпускал мою руку, бережно, видимо боясь раздавить, жал ее и смущенно-застенчиво повторял:

— Я грубый… невежественный… простите…

X. «ПОМЕЩИК»

На следующий день утром мы пошли к пустыннику, схимонаху Трифиллию.

О. Никифору почему-то не хотелось идти, но о. Иван настойчиво уговаривал, и он, в конце концов, пошел.

У о. Вениамина на спине большая серая сумка. Точно горб.

— Поспеете засветло дойти? — спрашиваю я его.

— Поспею! Ведь я налегке!

Дорога к о. Трифиллию лесом. Утро пасмурное. На траве и деревьях роса. В лесу темно и прохладно, как вечером.

О. Никифор, о. Иван и о. Вениамин разговаривают об о. Трифиллий. В тоне их какая-то особая нота ласковой шутливости. Видно, что его любят, но немножко «подсмеиваются».

На мой вопрос, что за человек о. Трифиллий, все отвечают по-разному, но с одинаковой улыбкой.

— О. Трифиллий — простой! — сказал о. Иван.

— Механик! — смеется о. Никифор.

— Живет, можно сказать, помещиком, — определил его о. Вениамин.

Я заочно настраиваюсь увидать нечто добродушное, далекое от всякой «мистики», может быть, веселое и во всяком случае очень приятное.

Признаки «хозяйственности» чувствуются по мере приближения к «усадьбе».

Рис. Пустынник о. Трифиллий

Вот колодец в лесу, аккуратно обложенный досками. Перед колодцем крест. Тропинка расчищена, и больше похожа не на лесную тропу к келье пустынника, а на аллею в старинном парке.

Поляна, на которой стоит келья, точно подрезана по краям, и ровные деревья стоят, как живая изгородь. В одном месте этой изгороди какое-то подобие колонны из двух темных сосен, и между ними открывается вид на хребет снежных гор.

А вот и сам о. Трифиллий.

Он улыбается нам навстречу и издали кланяется, точно манит к себе.

— И это «пустынник», «схимонах»?! — с изумлением сказали бы многие, увидав о. Трифиллия.

Это — хлебосольный, радушный, заботливый хозяин с какого-нибудь украинского хутора. И в лице, и в толщине, и в улыбке есть что-то «хохлацкое», хотя он не из малороссов.

Едва успев поздороваться, о. Трифиллий, весь сияя от удовольствия, ведет показывать свой огород.

Чего, чего тут нет! И огурцы, и бобы, и редька, и морковь, и репа, и горох, и кавказский стручковый кофе. Всего понемножку, но все посажено правильными рядами и в образцовом порядке. По краю огорода клумбы цветов, а около кельи грядка крупного красного мака. Чтобы недалеко было ходить за земляникой, он высадил ее из лесу в огород…

Я не могу скрыть своего восхищения:

— Вы замечательный хозяин, о. Трифиллий: ведь это не огород, а образцовый питомник!

О. Трифиллий расплывается в улыбку. Полные щеки раздвигаются, нос превращается в пуговку, глаза исчезают и он говорит:

— Когда скучно, хорошо погулять бывает между грядок. Походишь, походишь, и хорошо станет. Вот тут у меня цистерна под землей — огород поливать. В колодец далеко ходить, я посреди огорода сделал.

На стене кельи, около окна, приделан какой-то круг и посреди него палочка.

— А что это у вас?

Солнечные часы, — с видимым удовольствием отвечает о. Трифиллий. — А вот это умывальник моего изобретения…

О. Трифиллий радуется, как ребенок, сияя и улыбаясь на шутливые замечания:

— Надо привилегию на умывальник взять, — говорит о. Иван.

— Умудрил Господь тебя, о. Трифиллий, на всякую хитрость! посмеивается о. Никифор. — А вот чашка у тебя есть?

— Есть. На что тебе?

— Землянику соберу. Гостю к чаю подашь. Кой-где ягодки есть еще.

— О. Трифиллий приносит чашку. А сам уходит в келью хлопотать по хозяйству.

— О. Никифор ходит по грядкам, задевая седой бородой высокие кусты земляники. Изредка он вглядывает на меня, точно хочет узнать мои впечатления от новаго знакомства. Выпрямляется. И серьезно говорит:

— О. Трифиллий хорошо себя держит. Просто.

— Пожалуйте чай кушать, — зовет с балкончика о. Трифиллий.

О. Вениамин кланяется всем нам и говорит:

— Я пойду. Может быть, до дождя успею дойти. Когда же вы к нам на Брамбу?

— Завтра.

— Ну, спаси Господи!

— Я тоже домой пойду, — говорит о. Никифор. Прощай, о. Трифиллий.