Граждане неба. Путешествие к пустынникам Кавказких гор

– Доехать на дилижансе можно только до Цебельды, тридцать верст от Сухума, а дальше придется идти пешком.

– Разве почта не ходит там?

– Что вы! Какая почта! Вот сами увидите – местность совершенно дикая.

Но в общем все настаивали на одном:

– Пока погода не переменится, в Аджары идти нельзя. Лучше побывать сначала у пустынников близ Адлера.

Я был в полном недоумении: идти или не идти?

Но прежде всего мне надо было съездить в Драндский монастырь, чтобы выяснить, ждет ли меня о. Сергий, и условиться с ним, как быть дальше.

Я выехал из Сухума под проливным дождем.

Дорога совершенно размыта. Шоссе превратилось в жидкую грязь, в которой разбросаны острые камни.

Крылья «линейки» обвисли липкой глиной, с плоского верха и со спущенного брезента на колени ручьями льется вода, но лошади несутся вскачь и, несмотря ни на что, ехать весело.

Проехали семь верст. Станция. Духан. Около духана по обыкновению масса народа. Кажется, эти люди в башлыках и черкесках только и делают, что сидят за столиками, пьют вино и ведут бесконечные разговоры… Их невозможно представить за «работой». И невозможно духан представить без них.

Извозчик поит лошадей. Потом подходит к столику. Здоровается со всеми. Что-то говорит, очевидно обо мне, потому что все оборачиваются в мою сторону и рассматривают с любопытством.

Остановка минут десять, и мы скачем дальше по жидкой избитой дороге. Чтобы не выскочить из линейки, приходится держаться обеими руками. Слава Богу, хоть дождь стих, можно откинуть брезент и вдохнуть свежий воздух.

Шоссе все время идет по берегу моря. И, нет-нет, откроется из-за дач темно-голубая полоса, и виден ряд бесконечных туч до самого горизонта.

Нет, должно быть, сегодня уже не разгуляется!

«Отцы» в Сухуме наговорили мне таких страхов об Аджарской дороге, что теперь, под дождем, я почти окончательно решил ехать сначала в Адлер.

А извозчик точно нарочно рассказывает:

– Кукуруза нэт… Табак нэт… Дороги нэт… Беда рабочему человеку… Такой дождь никогда нэ был Сухуме!..

– Может быть, пройдет теперь.

– Дождь пройдет? – он даже поворачивает ко мне свое удивленное лицо. – Зачэм пройдет?.. Нэ пройдет…

И действительно, точно в подтверждение его слов, облака совсем нависают над морем, и в горах глухо отдается гром.

Драндский монастырь стоит в полуверсте от местечка Дранды. Дорога к нему не по шоссе, а проселком. Эти полверсты были сущим испытанием. Вылезти и идти пешком невозможно: потонешь в глине. Ехать тоже почти невозможно, лошади вязнут по колени, и линейка наклоняется и почти падает то на один, то на другой бок.

Но всему бывает конец. Пришел конец и этой дороге. Мы въехали на ровный зеленый монастырский двор.

Не успел я подъехать к гостинице, как ко мне подошел монах, молодой, с удивительно яркими голубыми глазами.

– Вы такой-то (назвал он мою фамилию), из Москвы?

– Да. А вы о. Савватий?

Я думал, что это тот монах, на имя которого надо было писать письма о. Сергию.

– Нет. Я пустынник Иван, с Брамбских гор. Меня просил о. Сергий встретить вас. Сам он не мог прийти, задержался с огородом; простите его.

Через полчаса мы сидели с о. Иваном в монастырской гостинице, и он говорил мне о путешествии в Аджары:

– Обвал, действительно, был, но дорогу очистили. Человека убило, тоже правда, но это за сколько лет один случай! И в городах бывают случаи, что дома падают и людей калечат. Зимой камни то и дело летят и снежные обвалы бывают – ничего, ходим. Бог хранит. Грабежей не слыхать вовсе. На горах дело другое: там и пастухи, и разбойники, но они обижают только осенью, когда уходят с гор.

– А идти пешком придется?

– Нет, можно и на лошадях. До Цебельды доедем на дилижансе, там переночуем на Драндском подворье, а я схожу к поселенцам в Латы, за 20 верст, приведу от одного поселенца, Филиппа, лошадь. На ней доедем до Ад-жар. Ну, а к нам, на горы, придется уж потрудиться… пешком…

В дверь постучали. Отец Иван вышел. Вернулся через несколько минут и сказал:

– Вас желает видеть о. Иларион, адлеровский пустынник, он был в Москве, о монастыре для пустынников хлопотал. Теперь гостит здесь. Узнал, что вы приедете, и ждал вас. Можно ему войти?

– Конечно, можно.

Отец Иван отворил дверь:

– Можно, о. Иларион!

Отец Иларион – черный, с проседью, монах. Борода широкая, лопатой. Глаза маленькие, круглые, перебегают с предмета на предмет. А когда останавливаются и смотрят в упор, делаются злые и тяжелые. Он часто без причины усмехается в бороду, и кажется, что эта неприятная усмешка относится к чему-то совсем другому, ничего общего не имеющему с разговором. В лице его есть что-то еврейское, и по акценту он кажется не русским.

Я даже спросил потом о. Ивана:

– Отец Иларион не русский?

– Нет, русский, крестьянин Подольской губернии.

Отец Иларион одет «почище», на нем черный, хороший подрясник. И держится иначе, чем пустынник: мне кланяется очень низко, а о. Ивана перебивает и не дослушивает.