Через час уже можно было подсчитать количество капель на дне бутылки, а собеседники все продолжали диалог, переходящий то к одной, то к другой теме.
— Сэр, что же нам делать с Дефендером? Он ведь там сидит один в темной холодной камере на жестких нарах, голодный, холодный, в обществе мерзких крыс. Он может простудиться и заболеть, что мы тогда скажем его мамочке? — спросил Абрамс, когда разговор снова вернулся к проблеме спасения сержанта. Язык у лейтенанта уже начал заплетаться и последние слова он с трудом вытолкнул из себя.
— Ничего с ним не случится. Посидит — поумнеет. И какого дьявола он ввязался во все это, если не смог уйти? — запальчиво произнес Дуглас.
— А вы-то сами как поступили бы в этом случае? — парировал укол советника лейтенант.
Выражение лица Дугласа стало серьезным:
— Да, что и сказать — поймал ты меня… Я бы, пожалуй, поступил так же…
— Вот видите, сэр! Значит, вы не считаете его виноватым?
Дуглас насупился:
— Кое в чем он виноват. Но заступиться за товарища — был его долг.
Абрам захлопал в ладоши:
— О, сэр, вы так здорово это сказали! Вы — настоящий политик!
— Погоди-ка, — советник достал из ящика стола книгу и, пролистав, нашел нужную страницу, — вот, слушай, Хайнлайн писал: «Как часто вы видите заголовки вроде: „Двое погибли, пытаясь спасти тонущего ребенка“? Если человек потерялся в горах, сотни идут на поиски, и частенько двое или трое спасателей гибнут. Но стоит кому-либо потеряться опять, и снова приходят на помощь много добровольцев. Арифметически это не выдерживает никакой критики. Но это гуманно. Это проходит через весь наш фольклор, через все религии, через всю литературу — если кто-то нуждается в помощи, не следует высчитывать, во что эта помощь обойдется. Слабость? Нет, это может быть уникальнейшей силой, которая бросит к нашим ногам всю Галактику!»
— Это, — начал было лейтенант, но Дуглас не дал ему договорить.
— Ты чувствуешь всю глубину этой мысли? Пожертвовать своими жизнями, чтобы спасти одного, на такое не каждый способен! А на что ты способен?
Но лейтенант осоловело смотрел на него, и советник понял, что вечеринка закончилась. В подтверждение его мысли Абрамс вдруг зевнул так, что, чуть было, не вывихнул челюсть, и выдал совершенно не тот ответ, которого ожидал его старший товарищ:
— Я? Я-я-я-я-я спать хочу.
— Ладно, иди. Завтра утром приходи, поговорим.
Лейтенант вскочил и, вытянувшись по стойке «смирно», на это все-таки хватило вбитой в него за время муштры в училище дисциплины, но при этом, раскачиваясь, как маятник отчеканил:
— Есть, сэр!
Потом сделал поворот кругом, но, запутавшись в складках ковра, не удержался на ногах и упал на пол. Дуглас, убирая папки в сейф, засмеялся:
— Молокосос ты еще.
Падая, Абрамс ощутил себя летящим в самолете, попавшем в воздушную яму. Открыв глаза, он увидел, что окружающий мир как-то странно вращается вокруг него. Потолок со стенами постепенно менялись местами, и лейтенанту казалось, что он переворачивается, как бревно, медленно катящееся под откос и подпрыгивающее на кочках. От этого вращения его начало тошнить. Немного скосив глаза в сторону, он увидел ботинки Дугласа, стоящие возле стены. Схватив один из них, лейтенант радостно произнес:
— А, гигиенический пакет! — и с удовольствием опустошил свой желудок в ботинок советника.
А тот разогнуться не мог от смеха:
— Ха-ха-ха, засранец… Пакет нашел… Ха-ха-ха… Салага ты, мать твою за ногу… Ползи в казарму, отсыпайся. Да смотри, не заблудись! Завтра приходи, если в состоянии будешь — продолжим наш разговор.
Глава 7. Планы
6°11’07.2″N 1°12’51.2″E