Торби вспомнил терпеливые поучения папы и подумал, что она имеет в виду нечто совсем другое.
– Я нищенствовал.
– Что?
– Я был нищим.
– Простите?
– Нищим. Дипломированным попрошайкой. Лицом, которое просит милостыню.
– Я так и не поняла твои слова, – ответила она. – Я знаю, что такое нищий, я читала об этом. Но прости меня, Тор, я же всего лишь домашняя девочка – поэтому я и изумилась.
Она была отнюдь не «домашней девочкой», а умной женщиной, вполне отвечающей своему окружению. После того как умерла его мать, она стала хозяйкой в отцовском доме и умела, не теряя достоинства, разговаривать с людьми с разных планет на трех языках, поддерживая светскую болтовню больших званых обедов. Леда умела ездить верхом, танцевать, петь, плавать, кататься на лыжах, великолепно вести дом, разбираться в математике, читать и писать, если приходилось, и отдавать необходимые распоряжения. Она была умной, обаятельной современной женщиной, так сказать культурным вариантом супер-женщины – толковой, собранной и башковитой.
Но этот странный, пропавший и нашедшийся кузен был для нее новой пташкой.
– Прости мое невежество, – медленно сказала она, – но у нас на Земле нет ничего подобного. Я с трудом могу понять… Это, наверное, страшно неприятно?
Мысленно Торби вернулся в прошедшие годы: в позе лотоса он сидел на Площади рядом с папой, болтая с ним.
– Это было счастливейшее время в моей жизни, – просто сказал он.
– О! – Это было все, что она могла сказать в ответ.
Но папочка оставил их, чтобы она могла приняться за работу. И, кроме того, заставить человека говорить о себе самом всегда доставляло ей удовольствие.
– А как все началось, Торби? Я хотела бы знать все с самого начала.
– Видишь ли, меня продали с торгов и … – он подумал, как объяснить ей, кем был для него папа, и решил, что с этим придется подождать, – меня купил старый бродяга.
– Купил тебя?
– Я был рабом.
Леде показалось, что она рухнула в холодную воду. Скажи он «каннибал», «вампир» или «насильник», она не испытала бы большего потрясения. Она приподнялась, чтобы перевести дыхание.
– Тор, прости меня, если я буду невежлива, но нас очень интересует это время, когда ты был потерян. Господи, прошло почти пятнадцать лет! И если ты не хочешь отвечать, так и скажи. Ты был симпатичным маленьким мальчиком, и я просто обожала тебя – но только, пожалуйста, не лупи меня, если я скажу что-то не то.
– Ты мне не веришь?
– А что мне остается делать? Мы уже столетие не знаем рабства.
«Лучше бы мне никогда не покидать „Гидры“», – подумал Торби. Будучи в Страже, он уже понял, что работорговля – это то, о чем многие фраки внешних миров и не слышали.
– Ты знала меня, когда я был маленьким? Почему я не помню тебя? Я не помню ничего из того, что было раньше… Я не помню Землю.
Она улыбнулась.
– Я была на три года старше тебя. В последний раз я видела тебя, когда мне было шесть лет – это я помню, – а тебе было три, так что ты забыл.
Торби понял, что ему представилась возможность выяснить свой собственный возраст.
– Сколько тебе сейчас лет?
Она смущенно улыбнулась.
– Сейчас мне столько же лет, сколько и тебе, и так будет до тех пор, пока я не выйду замуж. Смени тему, Торби; когда ты задаешь бестактные вопросы, я не могу обижаться на тебя. На Земле ты не должен спрашивать у леди, сколько ей лет; ты должен исходить из того, что она моложе тебя.
– Вот как? – Торби задумался над этим любопытным обычаем. Среди Людей женщины старались прибавить себе лет, что повышало их статус.
– Да, вот так. Например, твоя мать была обаятельной женщиной, но я никогда не знала, сколько ей лет. Может, ей было двадцать пять, когда я знала ее, может, сорок.
– Ты знала моих родителей?
– О, конечно! Дядя Крейтон был такой милый, и у него был такой низкий голос. Он всегда совал в мою потную маленькую ручонку кучу долларов, чтобы я могла накупить себе конфет. – Она нахмурилась. – Но я не могу припомнить его лица. Разве это не глупо? Но не обращай внимания, Тор; спрашивай обо всем, что захочешь. И я буду очень рада, если ты ничего не будешь утаивать.
– Я не утаиваю, – ответил Торби, – но не помню, как нас захватили. Мне помнится только, что у меня никогда не было родителей. Я был рабом, менявшим места и хозяев, – пока не попал в Джаббул-порт. Там меня снова продали, и это было самым счастливым событием, выпавшим на мою долю.
С лица Леды сползла светская улыбка. Она тихо сказала:
– Ты в самом деле так думаешь? Или мне показалось?
Торби охватило древнее чувство, знакомое всем путешественникам, возвращающихся из странствий.
– Если ты думаешь, что рабства не существует… им охвачена вся огромная Галактика. Хочешь, я закатаю брюки и покажу тебе?
– Что ты покажешь мне, Тор?
– Мое клеймо раба. Клеймо, которое при сделке ставит фабрика на свою собственность. – Он закатал левую штанину. – Видишь? Вот дата, когда я получил вольную, – она на саргонезском, это что-то вроде санскрита, и я сомневаюсь, что ты можешь прочесть.
У нее округлились глаза.
– Какой ужас! Это действительно ужас!
– Зависит от хозяина, – сказал Торби, опуская штанину. – Это-то и плохо.