Гражданин галактики. Между планетами

— Помолчи! Я сказал: «После того, как меня не станет». Когда я умру — вот что я имел в виду; я говорил не о небольшой прогулке по делам… тебе придется найти человека и передать ему послание. Могу я на тебя положиться? Ведь ты не будешь валять дурака и ничего не забудешь?

— Конечно, папа. Но мне не нравится, когда ты говоришь такие вещи. Ты будешь жить еще долго — может быть, ты еще переживешь меня.

— Возможно. Но не угодно ли тебе замолчать и послушать меня, а затем сделать то, что я тебе скажу?

— Да, сэр.

— Ты найдешь этого человека — что, возможно, потребует некоторого времени — и передашь ему послание. Затем он должен будет кое-что для тебя сделать… я надеюсь. Если он решится, я хотел бы, чтобы ты делал все, что он тебе скажет. Ты обещаешь мне?

— Конечно, папа, если ты этого хочешь.

— Считай это последней услугой старику, который хотел тебе только добра, насколько это было в его силах. Это последнее, что я хочу от тебя, сынок. Не утруждай себя заботами: не надо кремировать меня и помещать прах в башню, а просто сделай две вещи: передай послание и сделай все, что тебе скажет этот человек.

— Я обещаю, папа, — торжественно сказал Торби.

— Отлично. А теперь за дело.

Человек должен был быть одним из пяти лиц. Каждый из них был шкипером космического корабля, рейсовым торговцем; никто из них не был обитателем Девяти Миров, но по странному совпадению все они загружались в портах Девяти Миров. Торби тщательно изучил список.

— Папа, насколько я помню, из всех этих кораблей здесь садился только один.

— Рано или поздно все они будут здесь.

— Может пройти много времени, прежде чем покажется хоть один из них.

— Могут пройти годы. Но когда это случится, ты должен доставить послание незамедлительно.

— Кому-то из них? Или всем?

— Первому, кто попадется тебе на глаза.

Послание было коротким, но трудным, потому что оно было на трех языках, в зависимости от того, кому будет адресовано, и ни одного из этих языков Торби не знал. И Баслим не объяснял ни слова из него; он просто требовал, чтобы оно было выучено наизусть на каждом из языков.

Когда Торби в седьмой раз пробормотал тексты, Баслим заткнул уши:

— Нет, нет, сынок! Никуда не годится! Этот акцент!

— Я стараюсь изо всех сил, — мрачно сказал Торби.

— Я знаю. Но я хочу, чтобы текст можно было понять. Слушай, ты помнишь, как я заставлял тебя спать и говорил с тобой во сне?

— Что? Я и так сплю каждую ночь.

— Тем лучше. — Баслим ввел его в легкий транс, что далось непросто, ибо повзрослевший Торби был не так податлив, как в детстве. Но Баслим, добиваясь своего, записал послание на диктофон, включил его и заставил Торби слушать его, добавив постгипнотическое внушение, чтобы, проснувшись, он без запинки мог произнести тексты.

Он смог это сделать. На следующую ночь Баслим еще раз и еще раз внушал ему задание. Затем Баслим заставлял его непрестанно повторять выученное, называя имена шкиперов и названия кораблей и сопоставляя их с излагаемым текстом.

Баслим никогда не посылал Торби за пределы города: рабам требовалось разрешение на поездку, и даже свободные граждане были обязаны отмечать приезд и отъезд. Но он гонял его по метрополису вдоль и поперек. Через три девятидневки после того, как Торби выучил послание, Баслим дал ему записку, которую тот должен был доставить в район космопорта, составлявшего скорее часть Саргона, чем города.

— Возьми свое свидетельство свободного человека и оставь миску. Если тебя остановит полицейский, скажи, что ищешь работу в порту.

— Он подумает, что я сошел с ума.

— Но пропустит тебя. Они используют свободных людей в качестве мусорщиков и тому подобное. Держи записку во рту. Кого ты должен найти?

— Невысокого рыжего человека без бороды, — повторил Торби, — с большой бородавкой с левой стороны носа. Его лавочка как раз напротив главных ворот. Я должен купить у него мясной пирог и вместе с деньгами передать ему записку.

— Верно.

Торби обрадовался возможности вырваться за пределы своего круга. Он не удивлялся, почему папа не пользуется видеофоном для связи, а посылает его на полдня в путешествие; люди их класса не располагают такой роскошью. Что касается королевской почты, Торби никогда не посылал и не отправлял писем.

Его путь к космопорту пролегал через производственную зону. Ему нравилась эта часть города; здесь всегда было много народа, много звуков и жизни. Он едва не попал под машину, и водитель обругал его, на что Торби довольно дружелюбно ответил ему; он заглядывал в каждый открытый дверной проем, пытаясь понять, для чего предназначены все этим машины и почему люди стоят все время на одном месте, делая одну и ту же работу — неужели они рабы? Нет, не может быть, рабам не позволялось приближаться к силовым установкам, исключая работу на плантациях, где в прошлом году вспыхнуло восстание и, защищая своих граждан, Саргон должен был подавить его железной рукой.