Гражданин Галактики

После этого капитан отдал приказ, что он лично будет контролировать все новости с Земли, прежде чем они попадут в нашу газету, и напомнил нам о существовании особых правил, касающихся работы связистов в случае возникновения угрозы безопасности средствам связи. Полагаю, что я и без этого напоминания сообразил бы, что сначала надо такую информацию показать капитану, а уж потом печатать, хотя полной уверенности у меня нет. Ведь у нас на «Элси» цензуры отродясь не бывало.

Из этой запутанной ситуации нас вывело только то обстоятельство, что в это время мы как раз достигли пиковой скорости. А когда вышли из пика, то оказалось, что на Земле прошло уже четырнадцать лет и нынешний политический расклад совершенно изменился — Аргентина и ее бывший противник теперь стали союзниками и были на ножах с остальной частью Южной Америки. Через некоторое время мистер Роч и мистер Регато снова стали поигрывать в шахматишки, как будто и не было случая, после которого капитан отдал специальный приказ, запрещающий хватать друг друга за глотку.

Все, что произошло за это время на Земле, кажется мне каким-то нереальным, хотя мы регулярно продолжаем получать оттуда новости, когда не идем на пиковых скоростях. Нашему сознанию все время приходится приспосабливаться к новым обстоятельствам; вот «Элси» проходит пик… там на Земле пролетают годы, и все меняется. Теперь бывшая Планетарная Лига именуется «Объединенной системой» и уверяет, что новая конституция делает войну невозможной.

А для меня это та же Планетарная Лига, тем более что в свое время считалось, будто она тоже исключала возникновение войн. Интересно, а что им удалось изменить, кроме названия?

Половины доходящих до нас новостей я вообще не понимаю. Кэтлин, например, сказала мне, что ее класс объединил все свои «уравнители», чтобы купить в подарок своей школе «Фэрди» в честь окончания обучения, и что они собираются «запузырить» его в первый раз на приуроченных к этому дню игрищах, с которых ей предстоит тут же за ним смотаться, поскольку она отвечает за его сохранность. Это известие я получил в свою последнюю вахту. Хотел бы я знать, что такое «Фэрди» и почему бы этому «Фэрди» не остаться там, где он был раньше?

Не понимаю я и новостей из области техники и технологии, о которых нам сообщают. Не понимаю, но по крайней мере, я знаю, почему не понимаю, а кроме того, на борту всегда можно найти кого-то, кто в этом деле сечет. Релятивисты прямо балдеют от тех вещей, о которых нас извещают и которые носят столь узко специальный характер, что их приходится транслировать повторно и подтверждать правильность текста, прежде чем отдавать «потребителям». А Джанет Мейерс в это время торчит за нашими спинами и дожидается, чтобы стащить кассету с мага чуть ли не до того, как перестанут крутиться бобины. Мистер О’Тул тоже волнуется, но это находит выражение только в том, что кончик носа у него делается ярко-красным. Доктор Бэбкок никакого волнения не обнаруживает, хотя и он два раза подряд опаздывал к столу, после того как я сделал для него копию монографии под названием «Самнер о некоторых аспектах несущественности». Потом мне довелось отправлять в ФППИ то, что написал доктор Бэбкок об этой монографии. Ответ был нашпигован совершенно несъедобной математикой, но я уловил, что доктор Бэбкок весьма вежливо дал понять профессору Самнеру, что тот — осел.

Джанет Мейерс попыталась объяснить мне, в чем тут дело, но я усвоил только то, что концепция мгновенности заставляет рассматривать физику с совершенно новых позиций.

— До сих пор, — сказала она мне, — мы все концентрировались на относительных свойствах континуума «пространство-время». Однако то, что делаете вы, мыслечитчики, превращает пространство-время во что-то несущественное. Без времени нет пространства; без пространства не может быть времени. Соответственно, без пространства-времени нет и законов сохранения энергии-массы. Господи! Да нет вообще ничего! Из-за этого кое-кто из стариков просто спятил. Только теперь мы начинаем понимать ту роль, которую вы, мыслечитчики, вероятно, сыграете в физике — я говорю, разумеется, о новой физике; ведь в этой науке сейчас все меняется.

У меня и со старой-то физикой были нелады; а попытка усвоить новую вызывала головную боль, как только я начинал думать о ней.

— А есть во всем этом практический смысл? — спросил я.

Она посмотрела на меня так, будто я нанес ей личное оскорбление.

— Физика не обязательно должна иметь практическое применение. Она просто есть.

— Ну, не знаю. Старая физика все-таки приносила пользу: возьми, к примеру, ракетный двигатель.

— Ах это!.. Это не физика, это просто техника.

Тон был такой, будто я сказал что-то неприличное.

Никогда мне не понять Джанет, и, в общем, наверное, хорошо, что она решила «быть мне только сестрой». При этом она объяснила, что не имеет ничего против того, что я моложе ее, но что ей будет трудно смотреть снизу вверх на человека, который не в состоянии решить в уме даже простенькое уравнение четвертой степени.