Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

Точно так же наш одинокий обитатель Сибири не только сочтет науки совершенно бесполезными для своих повседневных занятий, но и как пища для ума они вызовут у него только отвращение. Ведь прежде свойства предметов должны пробудить нашу любознательность, и лишь тогда разум возьмет на себя труд доискиваться до их причин. Одни из этих свойств постигаются опытом, другие - путем тщательного исследования, некоторые из них можно понять благодаря знанию других стран, а некоторые - на основании тщательного изучения собственной. Но обитатель дикого края имеет дело с небольшим кругом предметов: дичь, за которой он охотится, и убогий шалаш, который он сооружает лишь на время, - вот что его занимает. Соответственно невелика и его любознательность, а с ней и способности мыслить отвлеченно.

Далее, нашу пытливость подстегивают чувственные радости. Все свое внимание мы чаще всего отдаем тем предметам, которые так или иначе связаны с нашими желаниями, удовольствиями или нуждами. Сперва стремление к счастью обращает наши страсти на тот или иной путь и указует предмет изучения, и лишь вслед за чувствами начинает говорить разум. Расширение круга доступных нам радостей с неизбежностью влечет за собой и расширение научных исследований, но в странах, где большинство радостей малодоступно, Разум лишен главного своего .вдохновителя, а когда отвлеченное размышление находит награду лишь в себе самом, тогда это занятие для глупцов.

Дикий обитатель Сибири слишком мудр, чтобы тратить время на поиски знаний, к которым не склоняют его ни любознательность, ни жажда удовольствий. Если вы сообщите дикарю, на каком градусе широты находится Кито {2}, это не пробудит в нем ни малейшего интереса. Скажите ему, что подобные сведения содействуют мореплаванию и торговле, - он останется к вашим словам столь же равнодушен. Открытие, ради которого другие ставили на карту жизнь, не пробудит в нем ни удивления, ни восторга. Ему вполне довольно того, что он знает все о немногих предметах, от которых зависит его благополучие. Ему известно, где лучше всего поставить ловушку на соболя, и он разбирается в мехах намного лучше европейца. Более обширные познания сделали бы его только несчастным. Они осветили бы убожество его жизни, но не помогли бы изменить ее. Счастье неимущего в его неведении.

Бедственное положение тех, чьи желания превосходят их возможности, прекрасно описано в притче индийского моралиста Локмана {3}. "Слону, что с особенным усердием помогал Вишну {4} одерживать победы в сражениях, бог обещал исполнить любое его желание. Преклонив колени, слон поблагодарил своего повелителя и пожелал получить разум и способности человека. Вишну огорчила эта глупая просьба, и он попытался отговорить слона от столь нелепого желания, но, видя, что все его доводы тщетны, он в конце концов наделил слона такой мудростью, что ее вполне достало бы на исправление Зороастровой Зенд-Авесты. Получив разум, слон удалился, радуясь божественному дару; хотя тело его осталось прежним, его желания и склонности совершенно переменились. Он сразу же подумал, что было бы не только удобно, но и пристойно обзавестись одеждой, но, к несчастью, сам он сшить ее не мог, а попросить об этой услуге других также был не в состоянии, ибо говорить, как человек, он не умел. И тогда он в первый раз почувствовал тревогу. Затем он заметил, что пища людей отличается большей изысканностью и поэтому возымел отвращение к своей обычной еде и возмечтал о яствах, украшающих царскую трапезу. Однако он вновь обнаружил, что его желание тщетно: раздобыть мясо он мог без особого труда, но вот приготовить его сколько-нибудь сносно был не в состоянии. Словом, любые удовольствия, приносящие людям радость, его делали лишь все более несчастным, так как он убеждался, что насладиться ими ему не дано. Так и жил слон, ропща на свой удел и терзаясь недовольством, презирая себя и проклиная губительное тщеславие, пока, наконец, его благодетель Вишну не сжалился над его безысходным положением и не вернул ему неведение и счастье, наслаждаться которыми он был первоначально создан".

Нет, друг мой, приобщить к науке племя диких кочевников - значит обречь их на большие невзгоды, чем уготовила им Природа. Простая жизнь - вот что наиболее подходит тем, кто пребывает в первобытном состоянии.

Великий законодатель России {5}, стремясь образовать невежественных обитателей Сибири, поселил среди них несколько образованнейших европейцев. Дальнейшее показало, что этот дикий край еще не был готов принять их. Сначала их томил какой-то странный недуг, и с каждым днем они все больше менялись, и в конце концов вместо того, чтобы приобщить страну к благам цивилизации, сами усвоили тамошние нравы и одичали.