Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

Но самым важным я считаю свой последний прожект. Наша соседка российская императрица учредила, как ты, верно, помнишь, женский рыцарский орден. Не отстала от нее австрийская императрица, а у китайцев он существует с незапамятных времен[484]. Дивлюсь, как англичане от всех отстали. Когда я размышляю о том, каких людей возводят здесь в рыцарское достоинство, то недоумеваю, отчего англичане обходят этой честью женщин. Они возводят в рыцари сыроваров и кондитеров[485]; а почему бы не удостоить этого заодно и их жен? Они возлагают на торговцев свечами рыцарские обязанности; так почему бы не облекать ими и их жен? Галантерейщики присягают, как положено рыцарям: «Никогда не покидать поля боя, поддерживать и защищать честь благородного рыцарского сословия добрым конем, сбруей и доспехами». Галантерейщики приносят такую клятву; почему бы не приносить ее их женам? Я совершенно убежден, что их жены разбираются в баталиях и рукопашных намного лучше своих мужей, а что до рыцарского коня и доспехов, так оба знают лишь сбрую на лошади, запряженной в коляску. Нет, мой друг, чем возводить в рыцарское достоинство мужей, я с большей охотой сделал бы рыцарями их жен. Не следует, однако, смущать покой страны этим новшеством. Достаточно воспользоваться названием и девизом какого-нибудь старинного, ныне забытого ордена и предоставить дамам право выбора. В Германии, например, есть орден Дракона, в Шотландии — орден Руты, во Франции — Дикобраза и т. п. Названия эти звучат благородно и вполне приличествуют женскому ордену.

Прощай!

Письмо CXI [О религиозных сектах в Англии, в частности, о методизме.]

Лянь Чи Альтанчжи — Фум Хоуму, первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Религиозных сект в Англии во много раз больше, чем в Китае. Здесь любой человек, у которого есть желание и возможность нанять помещение для молитвенных собраний, может стать основателем секты и торговать новой верой[486]. Те, кто продают последнюю новинку, предлагают чрезвычайно выгодные сделки, суля своим последователям за весьма малые деньги весьма большую уверенность в грядущем спасении.

Их лавки недурно посещаются, а клиентура день ото дня растет, так как все, разумеется, хотят попасть в рай, не тратясь много.

Не подумай, однако, будто эта новая секта отличается своими взглядами от официальной религии. Было время, когда расхождения во взглядах и впрямь разделяли сектантов и подчас сводили инаковерующих на поле боя. Распри возникали тогда из-за белых одежд, черных мантий, шляп с полями и поперечных прорезей карманов, и у людей были хоть какие-то основания для вражды, они знали, что защищают. Теперь же англичане настолько исхитрились в делах веротворчества, что основали новую секту, не имея никаких новых взглядов. Они враждуют из-за принципов, которые обе стороны в равной мере отстаивают; обе стороны ненавидят друг друга, и в этом заключается их единственное различие.

Но хотя они и придерживаются одинаковых взглядов, поведение их кое-чем отличается. Исповедующие официальную религию смеются, когда им весело, а если и стонут, то лишь от страха или боли. Последователи же новой секты, напротив, рыдают ради собственного удовольствия и не признают иной музыки, кроме хоровых вздохов и стонов или мелодий, подражающих стенаниям. Они ненавидят смех. Влюбленные объясняются друг с другом стихами из Плача Иеремии[487], жених приближается к брачному ложу с погребальной торжественностью, а невеста выглядит мрачнее, чем лавка гробовщика. Танцы, по их мнению, прямой путь в дьявольские сети, и они скорее предпочтут забавляться хвостом гремучей змеи, чем возьмут в руки игральные кости, даже ради шутки.

Ты, конечно, понял, что я описываю секту фанатиков, и уже сравнил ее с восточными факирами, браминами и талапойнами[488]. Ты знаешь, что из поколения в поколение многие члены этих сект никогда не улыбаются и добровольное мученичество — вот единственное достоинство, которым они могут похвастать. Фанатизм всюду приводит к одному и тому же: терзают ли плоть факира булавками или держат брамина в темнице, кишащей крысами, простирают талапойнов ниц или налагают суровую эпитимию на сектанта — фанатики, отвернувшиеся от света разума, всегда угрюмы; страх их зависит от глубины их невежества, так как людей, блуждающих в потемках, постоянно гнетут дурные предчувствия.