Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

В зале, где все это происходило, стояло несколько игорных столов, точно совсем недавно оставленных игроками; свечи на них сгорели дотла, и было пять часов утра. Я находился в самом конце длинной залы и потому мог легко разглядеть каждую даму, пока она шла ко мне от дверей. Каково же было мое удивление, когда я не увидел ни одного цветущего или приятного лица! Однако я объяснил это слишком ранним часом и милосердно подумал, что лицо только что проснувшейся дамы всегда следует рассматривать сочувственным оком.

Первой подошла, чтобы узреть в зеркале свое духовное лицо, супруга члена парламента, которая, как я узнал впоследствии, возросла в ссудной лавке, поэтому теперь она изо всех сил старалась возместить пробелы в воспитании и понятиях, блистая роскошью нарядов и не жалея денег на дорогие развлечения.

— Господин фокусник! — воскликнула она, подходя ко мне. — Говорят, будто бы у вас есть что показать в этом волшебном фонаре, или как там его называют, и можно разглядеть, каков человек изнутри? Право же, как говорит лорд Кувалдингтон, это очень занятно, потому как я еще ничего подобного не видывала. Но только каким манером это происходит? Должны ли мы раздеться донага, а потом вывернуться наизнанку? Но в таком случае, как говорит лорд Кувалдингтон, об этом не может быть и речи! Я ведь ни за что на свете не стану раздеваться при мужчине, о чем и толкую милорду чуть не каждую ночь!

Я поспешил ее уверить, что раздеваться ей нет надобности, и, не медля, поставил перед ней свое зеркало.

Когда всеми признанная красавица, едва оправившись от оспы, подходит впервые к любимому зеркалу, которое столько раз повторяло хвалы воздыхателей и показывало, что они не лесть, но истина, и мнит узреть вновь милый облик, который прежде всегда доставлял ей радость, но вместо вишневых губок, нежного румянца щек и белоснежного чела видит уродливую образину, всю в оспинах, следах недуга, ее сердце преисполняется горем, негодованием и яростью, она проклинает судьбу и звезды, но более всего ни в чем не повинное стекло. Так и наша дама: прежде ей не случалось видеть воочию собственную душу, и теперь она была ошеломлена ее безобразием. Я поднес зеркало к ее лицу, но она закрыла глаза и наотрез отказалась взглянуть в него хотя бы еще раз. Она даже попыталась вырвать зеркало из моих рук и разбить его вдребезги. А потому, поняв, что она неисправима, я отослал ее и показал зеркало следующей.

Это была девица, которая до тридцати шести лет ревниво оберегала свою девственность, а потом, отчаявшись найти мужа, завела любовника. Ни одна женщина не предавалась столь буйному веселью — она не знала удержу, почти ни в чем не уступала мужчинам, участвовала во всех их забавах, и однажды ночью даже отправилась на улицу избить стражника. — Ну-ка, милейшее чужеземное пугало, — сказала она мне, — я тоже хочу взглянуть, сто тысяч чертей! Хотя мне решительно все равно, как я буду выглядеть в зеркале такого старомодного чучела! Если законодатели моды признают за мной красоту лица, то свет будет настолько любезен, что в придачу восхитится и красотой моего ума.

Исполняя ее желание, я поднес ей зеркало и, признаться, был удручен тем, что увидел. Дама же некоторое время рассматривала себя с весьма самодовольным видом, а потом с радостной улыбкой заявила, что не считала себя и вполовину такой привлекательной, как оказалось на деле.

Ее сменила знатная дама, которую муж почти насильно подвел к зеркалу. Нечаянно он встал перед ним первым, и я увидел, что его дух отравлен безмерной ревностью. Я собрался было упрекнуть его за то, что он обращается с женой так грубо, но тут перед зеркалом очутилась она, и мне пришлось отказаться от своего намерения. Увы! Оказалось, что подозрения мужа были отнюдь не напрасными.

Затем к зеркалу подошла дама, которая докучала всем своим знакомым просьбами откровенно сказать ей о ее недостатках и, однако, даже не пыталась их исправлять. Не успела она подойти, как я увидел в зеркале тщеславие, притворство и некоторые другие неприглядные пятна на ее душе, и, по моему совету, она тотчас принялась от них избавляться. Однако нетрудно было заметить, что усердие ее лишь показное: едва она стирала их в одном месте, как они тут же проступали в другом. Поэтому после трех-четырех безуспешных попыток она решила воспользоваться зеркалом для самых обычных целей и стала поправлять прическу.

Тут все присутствующие посторонились, давая дорогу ученой даме, приближавшейся ко мне неторопливой поступью и с важностью на лице, которое весьма не повредило бы умыть.

— Сударь, — воскликнула она, размахивая рукой, сжимавшей щепотку нюхательного табака, — я в восторге от предоставившейся мне возможности воочию увидеть душу, во имя которой я не щадила трудов. Но дабы другим женщинам открылся пример, достойный подражания, я настаиваю на том, чтобы всему обществу было дозволено заглянуть в зеркало через мое плечо.