Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

Не успела она вымолвить эти слова, как в воздухе появилась огненная колесница, запряженная двумя улитками. Волшебница уже собралась сесть в свой экипаж, но тут принц сообразил, что он может добыть белую мышь сейчас или никогда. И забыв про свою законную супругу — принцессу Нанхоа, он упал на колени перед старухой, умоляя простить его за то, что он по легкомыслию отверг такую красавицу. Этот своевременный комплимент тотчас же умиротворил рассерженную колдунью. Она гнусно ухмыльнулась и, взяв юного принца за руку, повела его в ближайший храм, где их сразу же и обвенчали. Как только церемония была окончена, принц, с нетерпением ожидавший той минуты, когда он сумеет увидать свою желанную мышь, напомнил новобрачной об ее обещании.

— Мой принц, — ответила она, — сказать по правде, я и есть та самая белая мышь, которую ты увидал в брачную ночь на полу королевской опочивальни. Теперь ты сам должен сделать выбор: буду ли я мышью днем, а женщиной — ночью, или же днем — женщиной, а ночью — мышью?

И хотя принц был превосходный казуист, но никак не мог решить, что же предпочесть. В конце концов он счел за благо посоветоваться с голубой кошечкой, которая последовала за ним из королевства и часто развлекала принца беседой, а также помогала ему советами. Собственно говоря, этой кошечкой была верная принцесса Нанхоа, разделявшая с принцем все его злоключения.

Согласно ее наставлениям, принц осторожно напомнил колдунье, что женился на ней не ради ее прелестей, а, как ей самой хорошо известно, только ради ее достояния, и потому по многим причинам удобнее, если женщиной она будет днем, а мышью — ночью.

Холодность супруга сильно уязвила старую волшебницу, но ей пришлось уступить. Остаток дня они провели в самых утонченных развлечениях: джентльмен говорил непристойности, а дамы смеялись и сердились. Когда же наступила долгожданная ночь, голубая кошечка, не отстававшая от своего хозяина ни на шаг, последовала за ним даже в опочивальню. Барбацела вошла туда в сопровождении дикобразов, поддерживавших ее шлейф в пятнадцать ярдов длиной, который сверкал драгоценными камнями, отчего она казалась еще уродливей. Забыв о своем обещании, она уже собралась взойти на ложе, но принц потребовал, чтобы она показалась ему в облике белой мыши. И так как волшебницы не смеют преступать данное слово — то, превратившись в самую очаровательную мышку, какую только можно себе вообразить, Барбацела принялась беспечно резвиться. Тогда принц, не помня себя от счастья, пожелал, чтобы его мышка-подружка прошлась по комнате в медленном танце под его песенку. Принц запел, а мышь принялась танцевать с удивительной грацией, безупречным ритмом и глубочайшей серьезностью. Но едва только мышь сделала первый круг, как Нанхоа, голубая кошечка, давно ожидавшая этой минуты, безжалостно набросилась на нее и, разорвав на мелкие кусочки, в одно мгновенье проглотила; чары рассеялись, и Нанхоа снова приобрела человеческий облик.

Тут принц понял, что был во власти колдовского наваждения, что его страсть к белой мыши была ложной и чуждой его душевным склонностям. Теперь он увидел, что его увлечение мышами всего-навсего пустая забава, которая к лицу крысолову, а не принцу. Он устыдился своего низменного пристрастия и сто раз просил прощения у разумной принцессы Нанхоа.

Она простила его весьма охотно. Возвратившись в свой Бонбоббин, они счастливо жили и царствовали долгие годы. Королевство благоденствовало их мудростью, каковой, судя по этому рассказу, они обладали. Перенесенные злоключения убедили их в том, что люди, увлекающиеся пустяками ради забавы, со временем обнаруживают, что эти пустяки становятся смыслом их существования.

Прощайте.

Письмо L [Попытка определить, что разумеется под английской свободой.]

Лянь Чи Альтанчжи — Фум Хоуму, первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Спроси у англичанина, какой народ в мире обладает наибольшей свободой, и он, не задумываясь, ответит: «Мой!» Но спроси его, в чем, собственно, эта свобода заключается, и он тотчас умолкнет. Это счастливое преимущество англичан состоит не в том, что народ принимает здесь большее участие в государственном управлении, ибо некоторые европейские государства их в этом превосходят; не заключается оно и в меньшем бремени налогов, которые здесь высоки, как нигде; не проистекает оно и от малочисленности законов, затем что вряд ли сыщется народ, столь ими обремененный, и, наконец, оно не в том, что собственность их ограждена особенно надежно. — не менее надежно она защищена в любом цивилизованном государстве Европы.