Весной 1984 года, примерно в десятых числах апреля, все население долины стало уходить в горы. Масуд с небольшой группой, в которую входил и я, покидал Панджшер одним из последних. Я тогда был молод, хорошо тренирован, легко передвигался по горам. На подъеме в районе Анавы я значительно опередил Масуда, поднялся на вершину горы, сел на камень передохнуть и прямо под собой увидел Ахмад Шаха, дядю Таджутдина и еще двух охранников. Шли они плотно, я еще тогда подумал, что всех их можно было бы снять одной очередью. Я даже проверил свой автомат, вынул затворную раму и убедился, что боек на месте, отсоединил магазин и осмотрел боеприпасы, они тоже оказались в порядке. Но меня остановили именно доверие Ахмад Шаха, его участие в моей судьбе и его доброта ко мне. Я собрал автомат и стал ждать пока Масуд и сопровождавшие его моджахеды поднимутся на вершину горы. Больше таких мыслей у меня никогда не возникало.
В последующие годы мы вместе с Масудом прошли множество испытаний. Во время нескольких войсковой операции в Панджшере нам пришлось несладко. Находясь рядом с Масудом, я все больше и больше убеждался, что Ахмад Шах может стать спасением для Афганистана. Я старался уберечь его от любых всевозможных неожиданностей и неприятностей. Когда я непосредственно охранял Масуда, для меня не существовало никаких авторитетов, я всегда решительно требовал у всех входящих к нему людей сдавать оружие, включая его ближайших друзей, министров, членов иностранных делегаций, а также журналистов. Практически всех их я подвергал личному досмотру. Они обижались, грозили мне и жаловались Масуду, но я стоял на своем, потому что обеспечение безопасности Ахмад Шаха для меня было превыше всего. Масуд всякий раз, когда ему на меня жаловались за излишнюю стогость, улыбнувшись, говорил, что ночью он может положиться только на одного человека, Исламуддина, который на посту никогда не уснет».
О Косте бородатом Николай Быстров ничего рассказывать не стал.