Гражданин преисподней

— Прими на грудь. За удачное начало и благополучный конец! — Юрок на ходу нацедил кружку водяры, тем самым демонстрируя свое благорасположение к Кузьме. — А о прошлом забудем,

— Приму, — ответил тот. — За хорошие слова как не принять. Но пусть эта кружка будет последней. Здесь не Торжище. Скоро такая лафа кончится, — кивнул он на гладкие стены туннеля. — И уж тогда придется смотреть в оба.

— Думаешь, мы сейчас не смотрим? — горячо зашептал Юрок. — Еще как смотрим! Нельзя метростроевцам доверять. А светлякам тем более. У каждого что-то свое на уме. Не наши люди! Ох не наши!

— Наши или не наши, а мириться с их присутствием придется, — сказал Кузьма с нажимом. — Таков был наш уговор.

— Мы уговор первыми не нарушим, — пообещал Юрок. — Но и всякие козни терпеть не собираемся. В случае чего такой сдачи отвалим! Вспомни, как на Торжище вышло. Вас обоих повязали, а я ушел. Никогда не прощу этих гадов! — Он метнул в сторону метростроевцев злобный взгляд. — Вон тот рыжий, между прочим, меня по скуле звезданул. Эх, не успел я тогда их всех перестрелять!

После этого крайне воинственного высказывания Юрок внезапно успокоился (а может, просто потерял по пьянке нить разговора) и стал описывать прелести оставшегося за Гранью мира, который он представлял себе исключительно со слов папы Каширы, до призыва на военную службу успевшего посетить такие распрекрасные города, как Москва, Электросталь и Люберцы.

— Представляешь, — говорил он, невпопад жестикулируя длинными руками. — Улицы были освещены, и музыка до полуночи играла. Люди пять дней в неделю работали, а два отдыхали. Лакали водяру, играли в карты, баб трахали. Баб тогда было столько, что они мужикам сами на шею вешались. Выбирай любую. Пешком никто не ходил. Из одного места в другое на разных машинах ездили, а иногда даже по воздуху летали. Еды на каждом шагу — горы. И не консервы какие-нибудь, и тем более не мох. Все самое вкусное — грибы, земляные черви, улитки, сало. Не хочешь есть — развлекайся. Танцы, карусели, кино — пожалуйста! Ты хоть знаешь, что такое кино?

— Слыхал от отца. Но представляю смутно.

— И я смутно, — вздохнул Юрок, но тут же опять зажегся. — Ты мне прямо скажи! Как на духу! Попадем мы в тот мир али нет?

— Если и попадем, то ни кина, ни танцев там уже не застанем.

— Скучный ты человек, — скривился Юрок, чье настроение менялось каждую минуту. — Хоть бы успокоил…

— За успокоением ты к светлякам обращайся, — ответил Кузьма. — А я по другим делам спец.

— Знаю я твои дела. — Юрок мрачнел на глазах. — Из порядочных людей дураков делать да химер призывать. Эх, попался я, как муха в баланду!

— Еще не поздно вернуться.

— Поздно! — Юрок аж зубами заскрежетал. — Папа Кашира не простит, если я с полдороги вернусь. У него планы — ого-го! И попробуй только их не выполни. Уж лучше сразу химере в лапы.

— Строгий у вас папа.

— С нами иначе нельзя, — признался Юрок. — Забалуем…

Убедившись, что темнушники начинают трезветь, Кузьма покинул их и догнал тройку метростроевцев, энергично шагавших впереди.

— Здравствуйте! — Рыжий здоровяк, на которого имел зуб Юрок, оскалился в улыбочке.

— Здравствуйте, — сдержанно ответил Кузьма. — Давно не виделись.

— А кто в этом виноват? Меньше надо было с темнушниками якшаться. Нашли себе, понимаешь ли, друзей. — Никаких угрызений совести рыжий метростроевец, похоже, не испытывал, а, наоборот, как бы даже гордился тем, что однажды засунул неуловимого Индикоплава в мешок. — Почаще наведывайтесь в нашу компанию.

— Нет уж, лучше воздержусь. — Кузьма машинально потрогал больное плечо. — Я, собственно говоря, по делу…

— Слушаю вас, — отозвался Змей, печатавший шаг, как на параде.

— Поскольку вы сейчас вроде как за старшего, прикажите убавить освещение. Зачем эта иллюминация? Вполне достаточно одной лампы или одного факела.

— Спасибо за совет. Но хочу напомнить, что руководство у нас коллективное. Приказывать я могу только «налево, направо». — Змей изобразил рукой извивы пути. — А в остальном каждый волен поступать как ему заблагорассудится. Зачем мне лишний раз на скандал нарываться? Тут попробуй только тронь кого-нибудь!

— Раньше-то вы посмелее были, — усмехнулся Кузьма. — Особенно когда меня всякой ерундой попрекали. Да, меняются люди… Но учтите, что с такими настроениями далеко не уйти. Этак нам придется по каждому пустяку отдельное совещание собирать.

— А как вы думаете! Придется.

— Боюсь только, что химеры или потоп не станут дожидаться, пока мы вынесем соответствующую резолюцию.

— Я не против единоначалия, — заверил его Змей. — Но в нашем случае это вряд ли возможно. Тем более что принципы единоначалия противоречат условиям трехсторонней декларации.

Можно было представить, какой раздрай творится сейчас в душе метростроевца, с одной стороны, приверженного принципам единоначалия, а с другой — не привыкшего брать под сомнение букву основополагающего документа.