Гражданка Иванова, вас ожидает дракон

Хочь-Убей поставил котомку на колени, дернул один шнурок, потом второй — коробка с «Драконьим глазом» хранилась в мешочке, потом долго разворачивал газету, пестрящую заголовками о войне, и, наконец, извлек на свет нечто туго скрученное в тряпицу.

— Вот, чудом удалось выкупить у гоблина. Он же ж цены броши не знает.

— Дорогая? — выходило, что царская матушка тоже об истинной стоимости не ведала.

Хочь ожидал, что глаза ее загорятся, как только узнает, что за «Лютик» можно купить средней руки замок, а Жиданка помрачнела.

— Лучше бы ты брошь сюда не приносил, — цыкнула с досады и отодвинула от себя, будто заразную. — Ее ж все ищут, а я клялась, что не брала и не видела.

— А если слух пойдет, что ты ее в казино проиграла? Лучше бы они ее здесь нашли, чем там. Тогда можно было бы и дальше лицо держать «не брала — не трогала». Понятно же, что ты разрешения у сына не спрашивала, когда брошку позаимствовала.

— В шкатулку Рискину уже не положить, она ее по сотому разу всю вытрясла. Под подушку или под кровать не подбросишь, завели моду ежедневно постель перетряхивать да пыль вытирать. Мол, чихает сына супружница от нее. А ведь когда-то в шахту заходить не брезговала, — старуха скривила лицо. Пролетариат явно осуждал богатеев. Знакомая еще с Земли картина.

— А если положить туда, где остальное богатство лежит. Мало ли, кинули да забыли? Сами виноваты, а на мать напраслину возводят.

— И точно! — Жиданка схватила ладонь «Ульриха» так, что у него на глазах выступили слезы. — Кинем а сундук какой, им же стыдно станет, когда найдут.

— Я с тобой пойду, — Ульрих прикрыл брошь в тряпицей.

Жизнь Давшая с сомнением покачала головой.

— Рисковое дело. Ты ж неподготовленный.

— И не с такими рисками связывался, — Ульрих будто невзначай вывалил на стол золотую птичку.

— Соловейко? — Жиданка брезгливо, двумя пальцами подцепила птицу. — Вот, значит, кто Ракон до войны довел. Так и знала, что Жовел с Риской Соловейко на герцога натравили. Силен, гад.

— А ты знаешь его настоящее лицо?

— Чего это? — Жизнь Давшая смотрела с недоумением.

— В том-то и дело, он то под одной личиной прячется, то под другой. И называется разными именами. А понять, что это именно Соловейко, можно лишь по птичке.

— Так вот он, Соловейко, — королева-мать поднялась и махнула рукой картежнику, который уже какое-то время пялился на чужой стол. Хочь даже подумал, что тот за Жиданку беспокоится: не без охраны же она ходит по ночному городу!

Был Соловейко смазлив лицом, сочен губами, ясен глазами, но в целом создавал впечатление шулера, которому верить нельзя.

— Вот ты все сразу понял про него, а мой дурак готов молиться на подлеца, — королева-мать поймала цепкий взгляд Хоча.

Соловейко, как только разглядел Ульриха, скинувшего с лица капюшон, улыбку с лица стер. Вылез из-за стола грациозно — артист есть артист, но чувствовался в нем хищник, который если и не загрызет, то сильно покалечит.

— Приветствую вас, Жизнь Давшая, — он, подойдя к столу, низко наклонился и облобызал руку, продолжающую держать нож. — Никак разногласия с этим господином имеются? Только скажите, и его закопают.

— Да вот, говорят, ты личины меняешь? — мать гномьего царя простодушно вывалила все, что только что услышала.

Хочь готов был провалиться сквозь землю и уже мысленно перебирал, в кого бы превратиться, чтобы незаметно улизнуть. Но по всему выходило, стань он хоть тараканом, хоть ящеркой, все равно прихлопнут. От Соловейко веяло злом в чистом виде.

Не найдя ничего лучшего, Хочь протянул врагу золотую птичку.

— Вот, вручили, чтобы в важном задании подсобил. Жизнь Давшая говорит, что это ваш знак, а смотрю, на гоблина вы никак не похожи.

— Нет, на Раконе еще не бывал, — Соловейко изучал гнома со всем тщанием, — а вот кто моими условными знаками пользуется, узнать хотелось бы. Гоблин, говоришь? — он присел на ту же лавку, где устроился Хочь, и будто невзначай потянул руку к тряпице, под которой прятался «Драконий лютик». Королева-мать перестала дышать. Конец всем надеждам выйти из грязной истории сухими.

— Ты, это, чужого не тронь, — Хочь положил свою руку поверх ладони Соловейко. Но у того уже в глазах поселился бес. Сжал пальцы так, что стало понятно — добровольно не выпустит.

— И даже взглянуть нельзя? — улыбка Соловейко сделалась напряженной. Не спеша но настойчиво он потянул руку к себе. Еще чуть и перевернет ладонь, чтобы взглянуть на то, что ему показывать отказываются.

Что делают люди на грани отчаяния? Бьют по морде? Но Хочь знал, что в драке с целым трактиром, где он числится в чужаках, не выстоит. Еще королева-мать, чтобы избежать позора и отвести от себя беду, как пить дать, объявит его вором драгоценностей. Доказывай потом, что она сама «Лютик» заложила к казино.