Он пренебрёг моим предложением.
— Камень лечит вас от всего на свете, и превращает свинец в золото? А как насчёт власти над миром? Это описание философского камня, Максим. Как он выглядит?
Я задумался, и через минуту признал его правоту:
— Как философский камень: плотная упаковка человеческих костей. Кости светятся и греют. В целом там спокойно и уютно. А ещё пока я здесь — в камне не проходит ни секунды. Но если я перемещаюсь в камень, то время останавливается здесь… о, я не слышу дозиметра!
Я вылез из ванны и, оставляя мокрые следы на кафеле, подошёл к счётчику. Он всё-таки щёлкал. Когда я взял его в руки, стрелка дёрнулась и поднялась до четверти. Но это был очевидный прогресс. Я буду жить!
Нисколько не заботясь о брызгах, плюхнулся обратно и снова погрузился с головой. Когда вынырнул, у Никанорова был готов следующий вопрос:
— Как думаете, кто вырубил эту келью в камне?
Я сразу вспомнил бородатого мужика на троне. И чёрное солнце. Сделалось холодно.
— Никак не думаю. С самого начала воспринимал каменный мешок, как данность. О том, что у него был создатель, ни разу не пришло в голову. Но, может, вы и правы. Разумеется, в келье мог кто-то жить и до меня. Не исключено, что кости, которые там светятся — это и есть останки прежних хозяёв.
— Что вы собираетесь со мной делать?
— Думаю предложить вам продолжить работу над бленкером. Но я не уверен…
— Допускаете, что я услышу ответ, и тоже получу свой камень? И тогда, планируя будущее человечества, вам придётся учитывать и моё мнение?
— Вроде того, — вздохнул я. — Но не точно. У меня есть ощущение, что я и сейчас учитываю ваше мнение. Но нет уверенности, что если у вас появится свой камень, вас будет интересовать чьё-то мнение, кроме своего.
— А вы можете провести меня в камень?
Почему бы и нет?
В конце концов, лучше один раз пощупать, чем сто раз увидеть…
— Давайте руку, — сказал я. — Вы коснётесь не меня, а своего философского камня.
Пещера произвела на него впечатление.
На меня тоже.
Она снова «подросла». Раза в три, не меньше.
Об этом можно было судить по куцему ограждению: столбики стояли посередине между далёкими друг от друга стенами. А вода застыла тихой лужицей где-то далеко внизу.
Но чтобы глянуть, что там с ней, подходить к пропасти не хотелось. Выдвижная стрела подъёмного крана в этом масштабе выглядела зубочисткой.
Изобретатель бленкера стоял с выпученными глазами и отвисшей челюстью.
Я наскоро вытерся полотенцем и одевался, понемногу переполняясь гордостью за своё сокровище.
— Это всё святая вода? — с благоговением спросил Никаноров, осторожно подойдя к краю и глядя на обмелевшее озеро.
Я «выбросил» в море Баффина одежду, побывавшую в космосе, и небрежно ответил:
— Нет, морская. Перенёс сюда для бассейна.
Он покачал головой:
— С ваших слов я представлял всё гораздо скромнее.
— Не успел рассказать об ещё одном свойстве. Пещера растёт во все стороны соразмерно числу гостей. Чем больше здесь народа, тем больше становится пещера. С вашим приходом она выросла в три раза.
— Если я спрошу о соответствии размеров пещеры числу гостей, вы ответите?
Я долго смотрел ему в переносицу.
Он смутился и с подчёркнутым вниманием принялся разглядывать кости в «полу», у себя под ногами. А я досадовал, что лучевая болезнь изрядно развязала мне язык. В этом сеансе я рассказал Никанорову больше, чем он мне. Нездоровая тенденция. С другой стороны, его вопрос не казался опасным. Какие неприятности может сулить геометрия, если речь не о форме отмычки?
— Куб со стороной три метра. С приходом первого гостя размеры не изменились. Когда гостей стало шестеро, сторона куба составила шестьдесят восемь метров. А сколько сейчас — сравните с длиной ограждения. До вашего прихода крайние столбики стояли вплотную к стенам. Это что-то значит?
— Пока не знаю, — сказал Александр. — Но вы уйдёте, а мне хотелось бы иметь хоть что-то для размышлений.
Я вернул его в Эрмитаж и сказал:
— Для размышлений у вас целая ванная «святой воды». Наслаждайтесь!
22. Пробуждение монстров
Захватив из шкафа Эрмитажа тёплую куртку с капюшоном и несколько пледов, я перенёсся к Марии и сразу понял, что прошло чересчур много времени.
Ледяными ладонями она схватила меня за руку и простонала:
— Что угодно, Макс! Только забери меня отсюда.
Я немедленно перенёс её в камень.
Этим ходом я убивал трёх зайцев: отогрею Марию, не потеряю время во внешнем мире, и смогу, наконец, отметить на компьютере точки сброса кассет с пиропатронами.
Она действительно крепко замёрзла: крупная дрожь по телу и в голосе.
— Сейчас будем пить кофе, — пообещал я. — С молоком. Завернись пока в плед.
Я передал ей оба пледа с Эрмитажа, полагая, что куртка — это всё-таки перебор. Но она увидела куртку и сперва надела её, а потом завернулась в оба пледа.
Я приготовил кофе, «подбелил» его молоком и добавил сахар. Немного подумал и долил в чашку немного коньяка. Пока она тянула свой кофе, сверил таймер с расчётами. Беседа с Никаноровым действительно отняла много времени. Пиропатроны должны были выйти на орбиту через пятнадцать минут. Неудивительно, что Мария замёрзла…