Гражданская кампания

Можно ли судить о человеке по тем людям, что его окружают? Может ли она по такому критерию судить о Майлзе? Айвен очарователен и забавен, леди Элис — великолепна и неподражаема, Иллиан, несмотря на свое мрачное прошлое, на редкость мил. Марк, при всем своем ехидстве, настоящий преданный брат. Карин Куделка — вообще просто чудо. Форбретгены, весь остальной клан Куделка, Дув Галени, Ципис, матушка Кости, Пим, даже Энрике… Такое впечатление, что Майлз собирает вокруг себя ярких, умных и талантливых друзей с той же легкостью, с которой комета тащит за собой хвост.

Оглядываясь назад, она поняла, как мало друзей было у Тьена. Он презирал коллег, практически не общался с родственниками. Катриона все время твердила себе, что он просто по природе не слишком общителен и вообще очень занят. После школы Тьен так и не обрел близкого друга. В конце концов она стала разделять с ним его одиночество. Одиночество вдвоем — отличная характеристика их брака.

— Полагаю, вы правы, сэр.

Голос Никки, доносившийся из окна, внезапно подскочил до визга. «Нет, нет!»

Он что, о чем-то спорит с дедом? Катриона в тревоге прислушалась.

— Э-э… прошу прощения. — Она вежливо улыбнулась. — Думаю, мне лучше пойти посмотреть, что там происходит. Я сейчас…

Иллиан понимающе кивнул и сделал вид, что поглощен созерцанием сада.

Катриона вошла на кухню и медленно, давая глазам постепенно привыкнуть к полумраку, двинулась через гостиную в кабинет. И удивленно застыла в дверях.

Голос, который она слышала, принадлежал не дяде Фортицу, а Алексу Формонкрифу.

Никки вжался в огромное кресло дяди. Формонкриф нависал над ним, упираясь руками в подлокотники.

— Возвращаясь к повязкам на запястьях, которые ты видел у лорда Форкосигана на следующий день после убийства твоего отца, — настойчиво говорил Формонкриф. — Какого рода это были повязки? Какого размера?

— Без понятия, — затравленно пожал плечами Никки. — Просто повязки.

— Какие раны под ними скрывались?

— Без понятия.

— Ну, разрезы? Ожоги, как от плазмотрона? Ты не помнишь, не видел их позже?

Никки снова пожал плечами:

— Без понятия. Кажется, неровные, вокруг всего запястья. У него до сих пор остались красные следы. — Голосок Никки звенел — казалось, он вот-вот расплачется.

На лице Формонкрифа мелькнуло хищное любопытство.

— А я и не заметил. Он весьма предусмотрительно носит одежду с длинным рукавом. И это в разгар лета, ха! А были ли у него другие повреждения? На лице, например? Синяки, ссадины, подбитый глаз?

— Без понятия…

— Ты уверен?

— Лейтенант Формонкриф! — решительно вмешалась Катриона. Формонкриф резко выпрямился и повернулся к ней. Никки уставился на мать с явным облегчением. — Что вы делаете?!

— А! Катриона… Госпожа Форсуассон, я пришел повидаться с вами. — Он неуверенно обвел рукой заставленный книгами кабинет.

— Тогда почему не вышли ко мне в сад?

— Я воспользовался случаем поговорить с Никки и очень рад, что это сделал.

— Мама, — заикаясь, проговорил с кресла Никки, — он сказал, что лорд Форкосиган убил па!

— Что?! — У Катрионы пресеклось дыхание. Она в ужасе смотрела на Формонкрифа.

Формонкриф беспомощно развел руками:

— Секрет больше не секрет. Правда уже известна.

— Какая правда? Кому известна?

— Об этом шепчутся по всему городу, но никто не осмеливается — или не желает — ничего предпринимать. Все они трусы и сплетники. Однако картинка становится все яснее! Двое мужчин уезжают в комаррианскую пустыню, а возвращается только один, причем с довольно странными ранами — как выяснилось. Вот уж действительно неполадка с респиратором.

Но я мгновенно понял, что вы понятия не имели об этом коварном замысле, пока Форкосиган не утратил осторожности и не сделал вам предложение. Неудивительно, что вы убежали в слезах.

Катриона попыталась что-то сказать — и не смогла. Волной обрушились кошмарные воспоминания. То, в чем ты его обвиняешь, физически невозможно, Алекс. Я знаю. Это я нашла их обоих там, в пустыне, и живого, и мертвого. В голове мгновенно пронеслись все предостережения. Дело под грифом «секретно»! От подробностей смерти Тьена до лиц и предметов, о которых нельзя упоминать, — всего один шаг!

— Все было совсем не так, — сказала она наконец куда менее уверенно, чем хотела бы.

— Готов поспорить, Форкосигана никто не допрашивал с суперпентоталом. Я прав?

— Он бывший офицер СБ. Сомневаюсь, что к нему можно применять суперпентотал.

— Как удачно, — язвительно улыбнулся Формонкриф.

— С суперпентоталом допрашивали меня.

— И очистили от всяких подозрений в соучастии! Я в этом никогда не сомневался!

— Соучастии… в чем? — Слова застревали в горле. Неловкие подробности допроса под воздействием сыворотки правды, который ей пришлось пережить на Комарре после гибели Тьена, галопом пронеслись в мозгу. Формонкриф припозднился со своими гнусными обвинениями. Тело Тьена еще не успело остыть, как Имперская безопасность уже проиграла этот сценарий.