Гражданская война. Миссия России

– Ба! Да это не кто иной, как сам подпоручик Космин! Верить ли мне очам своим!? Кирилл! Жив-здоров! Дружище!

– Бог мой! Алексей! Это ты ли?! – воскликнул в изумлении Кирилл.

– А кто бы еще, если не я? – отвечал обрадованный нечаянной встречей Пазухин.

– Господи Боже мой! Да ты, я гляжу, уже ротмистр?

– Это, друг мой, казачьи войска! Потому не ротмистр, а есаул!

– То-то, я смотрю, одна голубая полоса и осталась на погонах, а все звезды слетели. Есаул! Когда ты только успел, Алексей?

– Успел, как видишь. Весной-летом наш Кубанский корпус, может, слышал, дрался в Восточной Малороссии. Били махновскую да петлюровскую рвань. Вот тогда и присвоили мне подъесаула. И нужда в офицерах была немалая. А этой осенью, в конце сентября, за взятие Воронежа произведен в есаулы (как ты говоришь, ротмистры). Словом, еле успел звездочки смахнуть. Да вон еще и дырочки видны.

– Ну, поздравляю, Алеша-дружище!

– Я вижу, ты тоже времени даром не терял, вон подпоручика получил!

Они крепко обнялись, расцеловались. А потом сидели в просторной пристанционной ресторации шумной офицерской компанией, каковых было немало в подобных местах прифронтовой полосы, и пили все подряд, что было в буфете и в офицерских флягах.

– Думаю и вижу, Кирилл, неспроста вас перебросили сюда, хотя этим ослабили Добрармию. Здесь, под Воронежем, решается сейчас судьба Москвы. Слышал, у красных сформирован конный корпус Буденного? Не-ет?! Набран из отъявленных рубак и головорезов. На Покров 1-го (13-го по новому стилю) октября Буденный завязал сражение с Донским корпусом Мамонтова в районе Московского – это восточнее Воронежа. Отсюда совсем недалеко – за Доном. Одновременно в контрнаступление перешли части их 8-й армии. До вчерашнего дня – 4-го (17-го) шли и продолжаются жестокие встречные бои. Отдельные населенные пункты по несколько раз переходят из рук в руки. Я был там – в разведке – и знаком с боевой обстановкой, – с жаром, но негромко говорил хмелеющий Пазухин, обнимая Космина за плечо.

– Чего же ожидать далее? – с тревогой спрашивал Космин.

– Далее? Завтра-послезавтра наш конный Кубанский корпус и Донской Мамонтова, усиленные пехотой и вашей артиллерией, – до 10 тысяч сабель и 2 тысячи штыков – нанесет удар по корпусу Буденного на стыке их 4-й и 6-й дивизий в направлении на Хреновое. У нас 5 бронепоездов, почти 250 пулеметов. Представляешь, что будет?..

– Господа! Возьмем первопрестольную, перевешаем большевиков, восстановим законную власть! – поднимая стакан с водкой, громко выпалил тост молодой, интеллигентный, с легким пушком над верхней губой хорунжий в светлой черкеске с газырями.

– Во, тогда погуляемо! – проскрежетал, хитро улыбаясь и покручивая ус большими, как из чугуна литыми пальцами, сотник. Видно было, что это офицер, выбившийся в люди из простых казаков. На нем был тесноватый красный чекмень, поверх которого была накинута на плечи большая бурка. На поясе красовался широкий и длинный кавказский кинжал.

Все подняли стаканы, кружки, чокнулись и выпили залпом.

– Слушай, Кирилл, кого видал из наших дроздовцев в последний раз? – спросил Пазухин.

– С тех пор как перебросили под Орел, а потом сюда, – никого. Но я слышал, что Гаджибеклинский переведен, как и ты, в Кубанский корпус.

– Помяни, Господи, раба твоего Руслана. Убит Гаджибеклинский под Полтавой. Пал от махновской пули. Под сердце ударила, – суровея лицом, промолвил Пазухин.

– Слышал? Или сам видел?

– Был на похоронах. Видел.

– Царство ему небесное, – произнес Кирилл и перекрестился.

– Да, слышал я, Кирилл, в Харькове, кажется, судили и расстреляли полковника Рябцева, что сдал Москву большевикам в ноябре семнадцатого.

– Если это так, то есть справедливость и на земле! – произнес с удивлением Космин.

– Да, я тут дня два назад встретил Петра, э-э… Усачева, помнишь поручика из Ростова, к нам тогда прибился?

– Как, где?

– Да здесь он, в Касторной! Про тебя все спрашивал.

– Слушай, Алексей, как бы увидать его? Точно ль он здесь?

– Да сейчас пошлю за ним вестового. Их часть здесь недалеко квартирует.

За Усачевым послали. Через полчаса трезвый, выбритый и свежий поручик возник перед хмельной компанией.

– Петр Петрович! Друг сердешный! Ходи к нашему столу. Здесь тот, кого ты жаждал лицезреть! – воскликнул есаул, махая и зазывая Усачева рукой.

– Всех приветствую, господа! Здравствуй, дорогой Кирилл! – произнес, засияв лицом, Петр Петрович, кланяясь всем сразу, а затем крепко обнимая и целуя Кирилла.

У Космина что-то дрогнуло в груди, ибо он почувствовал какую-то особую ноту величия и тихого торжества в словах Петра.

– Это тебе, прочти, дорогой, родной друг, – уже почти шепотом произнес Петр, протягивая Кириллу конверт.

– Налейте поручику, господа! Уж больно он серьезен и шепчет что-то, словно заговорщик. Говори громко при всех, Усачев! Какие могут быть тайны? – настаивал хмельной Пазухин.

– Что? Что там? – испуганно спросил Космин.

– Прошу простить, господа. Письмо адресовано подпоручику и носит сугубо личный характер.