Гражданская война (октябрь 2008)

Первые солдаты в современном смысле этого слова появились, наверное, в армии Фридриха Второго, который провозгласил принцип: солдат должен бояться палки капрала больше, чем пули неприятеля. В дальнейшем этот принцип - воевать из страха - распространялся все больше. Но все же существовало различие между офицерами - сохранявшими в себе воинский дух, хотя и рафинированный - и солдатами.

Советская армия была задумана как чисто солдатская. Это был идеал, к которому стремились большевики: обезофицеренная, лишенная амбиций и желаний масса затравленных людей, боящихся комиссаров. Советский офицер - это всего лишь старший солдат, но не воин. Правда, такая армия плохо воюет. Так что и в Гражданскую, и в Отечественную приходилось давать волю воинскому духу - а потом его истреблять на корню. Но это уже другая история.

Итоги - невеселые. Классический советский военный - это человек, прежде всего, послушный. Он будет исполнять любые приказы и терпеть любые унижения, если они исходят от начальства. Он будет стрелять не то что по Белому дому, а по собственному - если ему прикажут. Если ему станет тошно, он запьет или застрелится. Но никогда, ни при каких обстоятельствах он не сможет организовать сколько-нибудь внятный бунт.

Возможно, сейчас это уже не так: «горячие точки» кого-то чему-то научили, хотя и не так, чтобы очень. Но тогда оно полностью соответствовало действительности.

Тогда, у Белого дома, я слышал легенды о поездах, набитых сослуживцами Руцкого, которые-де только и ждали часа, чтобы выступить. Ну, может, кто и приехал - один, без оружия, как частное лицо. Сражаться на стороне народа было некому.

Кстати, о народе.

***

Советский патриотизм - словосочетание странное и несколько оксюморонное.

Большевики начинали с того, что «у пролетариев нет отечества». То, чем они закончили - «славься, Отечество наше свободное» - не зачеркивало первый тезис, а оттеняло его. Советское Отечество было все-таки условным, ненастоящим. Оно и называлось совершенно абстрактно - СССР, Союз Советских Социалистических Республик. Какой-то французский философ по этому поводу язвил, что государство с таким названием можно было учредить где угодно, хоть в Африке. Он был бы прав, если бы не слово «советский» - единственное, имеющее в себе что-то национально-окрашенное. Soviet не переводилось, как sputnik и babushka.

Другое дело, что назвать страну по имени одного, хотя и крайне важного политического института - это надо было постараться. Более того, оно же вошло в название народа - СССР населял именно «советский народ». Если понимать буквально - народ, имеющий происхождение от выборных органов власти, причем как раз выборность их была не просто фиктивной, а демонстративно-символической: совнардеповские депутаты фактически назначались партийным руководством. Все это, если разобраться, очень странно, но все привыкли.

СССР создавался как революционное государство, база мировой революции. Неудивительно, что - по всем правилам материалистической диалектики - к своему концу он пришел крайне консервативным обществом, не поспевающим за «большим настоящим миром» и сбившим ноги в попытках успеть и догнать - ну или хотя бы не оторваться слишком уж позорным образом, не отстать. Само слово, которым советская власть клеймила убитую Российскую империю - впрочем, «отсталость», как некая сущностная характеристика, была приписана всему русскому вообще, - вернулось к ней же вечным кошмаром: «догнать» никак не получалось, разрыв увеличивался, и приходилось изо всех сил маскировать его, засыпать словами. Слова проваливались в разверзающуюся пропасть, откуда они дурно пахли. Уже в середине семидесятых и в восьмидесятые годы к «самому передовому учению современности» в народе относились как к привычной, хотя и стыдной обузе - надо терпеть, раз уж это наше, но именно что терпеть. Так терпят старого, выжившего из ума родственника, какого-нибудь дедулю по мамке. Терпят, потому что «когда-то дедуля ого-го был, нас всех поднял», а что теперь он шамкает гадкие глупости и регулярно обделывает порты - так это ничаво, как-нибудь… Собственно, таким дедом - не метафорически, а буквально - был дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев. К которому ровно так и относились. Но и последующие руководители, помоложе, все равно воспринимались в том же ключе: «глупости все это».

При этом существовала и поддерживалась низовая, народная советская идея. Которая была, в сущности, противоположной официозу - но только за ее счет официоз жил.

И идея эта была крайне консервативной. По сути, она представляла собой апофеоз консерватизма как такового.