Гражданская война уже началась

Илья Фальковский, Александр Литой Гражданская война уже началась

Часть I. Илья Фальковский ПУЛИ И БОМБЫ. РОССИЙСКИЕ ТЕРРОРИСТЫ 2000-х

ВСТУПЛЕНИЕ

Довольно долгое время я собираю материалы о современных российских террористах. Меня больше интересуют не политические аспекты, а психологические мотивы — как и почему обычный человек, вроде нас с вами, взялся за оружие? Почему люди, чьим оружием были печатное слово и клавиатура компьютера, сменили его на пистолеты и хаттабки? Бывший студент-историк Никита Тихонов, расстрелявший адвоката Станислава Маркелова, журналист и филолог Махач Расулов, погибший с автоматом в руках, увлекавшийся историей и философией Александр Тихомиров, превратившийся в грозного Саида Бурятского. Неужто посчитали, что возможности мысли и слова исчерпаны, и пора переходить к делу в борьбе за свои убеждения? Но какова природа этих убеждений, заставляющих человека жертвовать чужими жизнями?

Среди террористов оказались и те, кто призван с ними бороться, — военные и сотрудники спецслужб. Специалист Генштаба полковник Квачков пытался взорвать машину руководителя РАО «ЕЭС» Анатолия Чубайса, а майор ФСО Луконин подложил бомбу в принадлежавшее мигрантам кафе. Что вынудило их разочароваться в выбранном их руководством курсе развития страны?

Или подмосковные парни из НСО во главе с интеллектуалом-компьютерщиком, хладнокровно вырезавшие десятки приезжих, а потом убившие и расчленившие собственного товарища. Может, все они были психически нездоровы? Но как могли найти друг друга и сбиться в стаю столько психически нездоровых людей? И что это за психическая болезнь, поразившая разом не только участников этой группировки, но и тысячи представителей одного поколения? Наконец, почти подростки из так называемой банды «приморских партизан». Обычные российские пацаны с Дальнего Востока прониклись эстетикой видеороликов северокавказских боевиков и стали отстреливать приморских милиционеров. Как такое вообще могло произойти в тихой российской глубинке?

Личностный подход по отношению к террористам исповедовал еще П. А. Кропоткин. Исследователь О. В. Будницкий отмечал, что для Кропоткина терроризм не является средством достижения цели, это — симптом революционного возбуждения масс, и одновременно — стимул этого возбуждения. Поэтому для Кропоткина важна не столько личность жертвы террористического акта, сколько личность самого террориста[1]. В «Нравственных началах анархизма» Кропоткин писал про убивших русского царя Перовскую и ее товарищей: «Даже те, кто не знает всей драмы этого убийства, почувствовали, однако, что оно не было делом юношеского задора, не было дворцовым переворотом, не было свержением власти для захвата ее в свои руки. Руководителем была здесь ненависть к тирании, доходящая до самоотвержения, до презрения смерти». Но чтобы понять личность, нужно в первую очередь понимать общество, ее сформировавшее, поскольку без общества нет и этой личности. Кропоткин пишет: «Теперь, когда мы узнаем, что лондонский убийца «Джак Риппер» в несколько недель зарезал десять женщин из самого бедного и жалкого класса, нравственно не уступающих многим добродетельным буржуазкам, нами прежде всего овладевает чувство злобы. Если бы мы его встретили в тот день, когда он зарезал несчастную женщину, надеявшуюся получить от него четвертак, чтобы заплатить за свою квартиру, из которой ее выгоняли, мы бы всадили ему пулю в голову, не подумав даже о том, что пуля была бы более на своем месте в голове домохозяина этой квартиры-берлоги. Но когда мы вспоминаем обо всех безобразиях, которые довели Джака до этих убийств, когда мы вспоминаем о тьме, в которой он бродил, преследуемый образами, навеянными на него грязными книгами или мыслями, почерпнутыми из нелепых сочинений, — когда мы вспомним все это, наше чувство двоится. И в тот день, когда мы узнаем, что Джак находится в руках судьи, который сам умертвил больше мужчин, женщин и детей, чем все Джаки; когда мы узнаем, что он находится в руках у этих спокойных помешанных, которые не задумываются послать невинного на каторгу, чтобы показать буржуа, что они охраняют их, тогда вся наша злоба против Джака исчезает. Она переносится на других — на общество, подлое и лицемерное, на его официальных представителей. Все безобразия всех Джаков исчезают перед этой вековой цепью безобразий, совершаемых во имя закона. Его, это общество, мы действительно ненавидим»[2]. Только так, отрешившись от ненависти и предвзятого отношения к террористу и переключив свое внимание на воспитавшее его общество, мы сможем беспристрастно и спокойно исследовать мотивы его действий.