Вопрос о начале и хронологии войны широко обсуждается в историографии. Для графини П. С. Уваровой началом катастрофы, «точкой невозврата» стали события марта 1917 г., когда «окруженный со всех сторон изменой и, вероятно, теряясь среди людей, его окружавших и ему изменивших, Государь 15 марта 1917 г. отрекается от престола»50
. Она искренне считала, что «акт отречения вполне обрисовывает личность несчастного Государя, любившего и доверявшего народу русскому, но слишком мягкого и честного и благородного, чтобы распутываться в придворных интригах и пресекать в корне вражьи интриги и давно ведущуюся против Царя и Отечества подпольную пропаганду»51. В ее понимании император, олицетворяющий Отечество, и все верные ему и, следовательно, Отечеству подданные, находились на одном фронте этой войны, на противоположном фронте были враги, «которые мнили Его заместить и тем самым составить счастье и благополучие России», но «своею неспособностью, непоготовленностью и самомнением загубили ее на многие, многие годы»52. Далее в мемуарах раскрываются подробности ареста и «мученической кончины» императорской семьи, дается эмоциональная оценка этим событиям. Интересно, что для автора не имеет значения, что вышеупомянутые действия были совершены разными силами. И Временное правительство, и большевики для П. С. Уваровой – «самозванные выразители воли народной»53. Она твердо заявляла на страницах воспоминаний, что не собирается описывать «безобразия, творимые во имя свободы и благоденствия народных масс, которыми драпировались все искатели приключений, восходящие и нисходящие во власти с падения царской власти»54. Тем не менее нетерпимое отношение к врагам Отечества пронизывают ее воспоминания о событиях 1917–1919 гг.Так, говоря о беспорядках в Москве в 1917 г., П. С. Уварова живописала происходившее на улицах: «стрельбу, крики и гвалт», добавляя красок и давая объяснение событиям. По ее мнению, происходило это от «толпы и даже все более опьяневших от свободы солдат, матросов и всех подонков столицы»55
. Иначе как «страшным психозом, который охватил несчастную Россию»56, нельзя было назвать увиденное. П. С. Уварова, как и многие ее современники, страдала над «разрухой страны <…> горем родного народа <…> повсеместным падением нравственности <…> повальным уничтожением всех сокровищ и устоев, собранных и сохраненных веками на пространстве нашего обширного отечества»57. Графиня П. С. Уварова, чья жизнь прошла под знаком сохранения памятников древности, с болью, очень подробно останавливалась на описании «разграблений» дворцов, на том, как небрежно перевозятся архивы и библиотеки, что грозит утратой этих сокровищ.В октябре 1917 г. Уваровы покинули Москву, «в те несчастные дни, когда бомбардировали Кремль и брали генерал-губернаторский дом»58
. Она писала, что это был ад, что «снаряды летали вокруг нас, гром выстрелов слышался даже и ночью». Кроме того, «банды большевиков» посещали их, «осматривая у нас все, начиная с кроватей и кончая иконами и чемоданами»59.Решение уехать было дальновидным. Из рассказов очевидцев, которые сохранили нам другие подобные источники, узнаем, что в 1918 г. в Москве «становилось все хуже и хуже, как все более сгущалась атмосфера голода и бесправия <…> выдавали хлебный паек в одну восьмую фунта, и то не каждый день <…> сам хлеб был самого низкого качества, наполовину с отрубями <…> толстые люди совершенно исчезли из Москвы»60
. Автор этих воспоминаний, известный дипломат, участник Белого движения Г. Н. Трубецкой, отмечал, что «жили под постоянным гнетом, ежедневно узнавая о новом мероприятии для удушения буржуазии или об аресте кого-нибудь из близких. Большинство общественных деятелей запасались подложными паспортами, меняли постоянно ночлег, стараясь изменять свою наружность»61.Путь Уваровых, как и многих других бежавших от революции, лежал сначала в Крым, куда удалось с большим трудом достать билеты «в переполненные вагоны 3 класса». Далее семья перебралась в Ессентуки, где оставалась до февраля 1919 г. Хорошо известно, что Кавказские Минеральные воды привлекали в 1917–1918 гг. многих противников советской власти62
. П. С. Уварова отмечала, что город, «несмотря на позднее время (ноябрь), был вообще заполнен приезжими, частью петербургскими, частью московскими»63. Население Ессентуков было разделено на два лагеря. К одному из них, антибольшевистскому, примыкала семья Уваровых.