После ленча матросы обычно возвращались на свои места, и остаток дня проходил за разными упражнениями. Особенно активно тренаж практиковался на кораблях блокирующих эскадр, служба которых была столь монотонной, что командирам приходилось всячески разнообразить времяпрепровождение своих людей. Поэтому одни и те же упражнения никогда не повторялись два дня подряд, никто толком не мог предсказать, какой именно тренаж ждет команду сегодня. «Жизнь матроса не заполняется настоящей и регулярной работой, и его часы отдыха могут не быть единообразными, хотя они более или менее регламентированы, — писал в 1863 году юнга корабля блокадной эскадры. — Отдельные элементы [458] ежедневной программы на борту корабля не фиксируются так, как это делается в любом другом виде деятельности, но общая схема остается одной и той же каждый день».
В 4 часа пополудни моряки приступали к легкому ужину. При этом время приема пищи зависело от четырехчасовой вахты: те, кто снимался с дежурства, сразу садились за стол, и, с точки зрения здорового питания, подобный порядок не мог не вызывать возражения. Так как все трапезы были сосредоточены на восьмичасовом отрезке, а самой значительной из них был полуденный ленч, то те, кто стоял вахты в полночь или рано утром, чувствовали себя довольно голодными.
На кораблях блокирующих эскадр отдельные капитаны иногда меняли график несения вахт. Обычно они делили период с 4 до 8 утра на двухчасовые смены, называвшиеся «собачьими вахтами», и в результате морякам приходилось стоять за сутки не шесть, а семь вахт. Еще одной альтернативой было распределение всей команды на три вахты, так что каждый из моряков проводил четыре часа на дежурстве и восемь часов вне его. Некоторые капитаны шли еще дальше и использовали четвертные вахты, т. е. четвертую часть всех имевшихся на корабле рабочих рук или половину каждой вахты. Однако считалось, что применение подобных порядков в опасных водах чревато большими неприятностями.
Система вахт использовалась и при погрузке на корабль угля. Обычно эта работа начиналась вахтой левого борта, и, если на погрузке была занята вся команда, она могла продолжаться с 7 часов утра до полудня. В противном случае работы захватывали жаркие дневные часы, иногда затягиваясь на 12 часов. Впрочем, поскольку многое зависело от прибытия угольного судна, точного времени начала погрузки не существовало, и если процесс начинался поздно днем, нередко он заканчивался лишь с рассветом.
В 5.30 пополудни бой барабанов снова призывал матросов занять свои места. Офицеры еще раз проводили проверку орудий: готовы ли они к отражению ночной атаки и попыткам прорыва блокады. По окончании инспекции боцманская дудка оповещала матросов, что они могут извлечь свои койки из-за фальшбортной сетки и готовиться ко сну. На всех [459] кораблях наставало время расслабиться и отдохнуть. Моряки дописывали письма своим родным и близким, а также читали газеты и книги. Из игр самой популярной было домино, поскольку карты строго-настрого запрещались корабельным уставом. Азартные игры также были вне закона, но вопреки запретам оставались очень популярными. Матросы играли в чет-нечет или заключали пари по поводу любых мало-мальски значимых событий своей службы. Например, они могли спорить о том, как много времени потребуется одному кораблю, чтобы обогнать другой, или сколько займет погрузка угля. По-прежнему распространенной была также игра в кости.
Праздное вечернее времяпрепровождение разнообразилось и музыкальными номерами, конечно, если на борту были скрипачи или игроки на банджо. Особенно везло в этом отношении большим кораблям, где нередко собирались целые ансамбли. На некоторых из них были и театральные труппы, ставившие на импровизированных подмостках пьесы собственного сочинения. Если же в команду входили чернокожие моряки, то дело редко обходилось без популярных министрел-шоу, где вместе выступали и черные, и белые, перемазанные вместо грима угольной сажей.
Ежедневные уборки верхней палубы приводили к тому, что нижние этажи кораблей обычно становились сырыми и не просыхали до вечера. В южных тропических широтах это усугублялось влажным климатом и изнуряющей жарой. Особенно тяжело такая «парная» переносилась на броненосцах, мониторах и канонерских лодках, броневая защита которых раскалялась на солнце, как адская сковородка. К жаре и сырости добавлялся запах горящего угля и иногда серы, превращая корабль в подлинную штаб-квартиру Сатаны. Поэтому матросы пытались как можно дольше насладиться свежим воздухом: по ночам атмосфера в кубриках была настолько спертой, что их обитатели то и дело собирались у открытых люков подышать.