Гражданская война

Нет, Елене, как всякой нормальной девушке хотелось семью, мужа, которым должен стать любимый мужчина, детей от этого мужа. Но всё же, она стремилась к чему-то больше, чем роль домохозяйки. С детства она увлекалась чтением биографий знаменитых женщин, влиявших на историю своих стран и даже мира. Томирис, Хатшепсут, Семирамида, княгиня Ольга, византийская императрица Зоя, грузинская царица Тамара, Алиенора Аквитанская, Изабелла Кастильская, Катерина Сфорца, Львица Романьи, Жанна д'Арк, Елена Глинская, Катрин де Медичи, Елизавета Английская, Мария Стюарт, царевна Софья, Мария-Терезия, Екатерина Великая, королева Виктория, индианка Лакшми Бай, Цыси в Китае… А живя во Франции она бывала несколько раз в замке Мальмезон, где жила и умерла императрица Жозефина, первая жена Наполеона. Та, благодаря кому он начал подниматься, с которой достиг высшей власти, которую считали его талисманом, и когда Наполеон с ней расстался ради австрийской принцессы, в надежде встать вровень с правителями Европы, у него очень быстро всё пошло под откос.

Елена понимала, что роль первого плана она не потянет, для этого надо родиться принцессой и в другое время. Сейчас миром правят мужчины. Но ведь есть примеры Жозефины, библейских Вирсавии и Эсфири, султанши Роксоланы… Чем плоха умная жена, аккуратно направляющая мужа? Недаром же говорят в народе: «Муж голова, жена шея». Разве плохо, если её любимый мужчина сделает карьеру, и она тоже вырастет с ним? В некоторых иностранных и российских газетах Михаила сравнивали с Бонапартом. Так почему ей не стать его Жозефиной?

Хотя, тогда, конечно, о спокойствии и тишине придётся забыть. Люди поднявшиеся наверх, всегда на виду, и с частной жизнью у них тяжело — дочь бывшего министра иностранных дел прекрасно это знала. Её семья была как под микроскопом до назначения отца послом в Париж, а где-то и до начала войны. Кстати, семья…

Елена бросила взгляд на лежавшую на столе швейцарскую газету «Трибюн де Женев», принесённую Климовым, которому её доставили контрабандисты не то из Румынии, не то из Болгарии. С фотографии на газетной странице, снятой швейцарскими журналистами в испанском порту Бильбао, взирали отец и брат стоявшие у трапа парохода.

Дальше в газете было интервью «сына бывшего русского посла во Франции мсье ИзвольскИ (отец отказался признать власть большевиков и был ими уволен, хотя и не признал их решение, а Антанта не признала большевиков и не пожелала принять их послов — вот русское посольство во Франции и перестало существовать даже формально, после того его фактически разнесли разъярённые руанцы из-за ухода РОД с фронта), Грегуара ИзвольскИ, который рассказал как учился в Британии, в Кембридже, но был мобилизован в британскую армию (призыв на Острове прекратили из-за массовых протестов, но оказывается, это касалось только подданных Британской короны — иностранцев, которых в Британии было немало, гребли за милую душу), что стало для него „крайне неприятным сюрпризом“.

Уже сам призыв в армию воюющего государства, во время войны, трудно назвать приятной новостью, но по словам братца Гриши, начальство в полку в который его призвали, узнав о его русском происхождении, устроило соревнование по издевательству над бывшим студентом Кембриджа.

„Я всегда считал Британию культурнейшей страной мира, — плакался Григорий, которого швейцарский журналист похоже вызвал на откровенность. — Я восхищался британской культурой, образом мышления… хотел получить британское образование, поступив на юридический факультет Кембриджа, мечтал стать подданным Его Величества, короля Георга…“

— Mon Dieu! — Елена закрыла лицо руками. — Какой идиот!

Дальше следовал рассказ „Грегуара ИзвольскИ“, о том как он был потрясён „грубым и насильственным произволом“ британских властей, „забывших про Великую Хартию Вольностей, Habeas Corpus и другие законы гарантирующие права людей“. Это потрясение усилилось в казарме запасного полка в Линкольншире, где все, от полковника до последнего рекрута, подвергли его „бесконечным мучениям и унижениям“…

„Ладно простые солдаты, или капралы с сержантами, — хныкал Григорий, — что взять с этого быдла? Но люди которые называют себя „офицеры и джентльмены“, вели себя ничуть не лучше нижних чинов из простонародья!“

После рассказа братца о том как и его и впрямь „жёстко чморили“ (опять климовское выражение!) в полку, Григорий, на вопрос журналиста о том, как он „сумел вырваться из этого кошмара?“, ответил без особых подробностей, что его „вытащил отец, благодаря своим связям“.

„Не иначе, масонским, — подумала Елена. — Хотя, наверняка папА и стерлинги, как говорит Михаил, с соверенами и гинеями, пустил в ход. Сэры и милорды облечённые властью, щедрые подношения любят ничуть не меньше чем их коллеги в других странах“.

Следом было напечатано интервью с экс-послом, который сообщил, что потеряв официальное положение во Франции после прихода к власти в России большевиков, он намерен с семьёй „пожить спокойно в нейтральной Испании, пока положение в России не прояснится“.