91. Понеся большие потери еще и накануне в битве, одновременно подвергшись двум таким большим несчастиям. Цезарь в ту же ночь по горам поспешно поднялся в Гиппоний, не желая подвергаться несчастью, в котором ничем не мог помочь. Друзьям и военачальникам он послал предписание быть под рукой на случай нового несчастья, что обычно бывает при дурном обороте дел. Он разослал по всему берегу Италии бывшие налицо сухопутные войска, чтобы Помпей, ввиду благоприятно сложившихся для него обстоятельств, не отважился произвести нападение на суше. Помпей же не замышлял ни нападения на суше, ни нападения на остатки флота как оставшиеся на месте, так и удалявшиеся с прекращением бури. Он пренебрег и тем, чтобы по возможности исправлены были суда, и при благоприятном ветре направились в Гиппоний, — или он полагал, что потери его врагов были и так достаточно велики, или не умел использовать победу, или, как уже было замечено в другом месте, будучи вообще мало предприимчивым, Помпей решил только обороняться от нападения с моря.
92. У Цезаря не спаслось и половины судов, да и спасшиеся сильно пострадали. Оставив некоторых из бывших при нем лиц позаботиться о спасшихся, Цезарь с тяжелым чувством отправился в Кампанию. Других судов он не имел, между тем ему их было нужно много, а для кораблестроения у него не было времени, так как его угнетал вопрос о голоде, и так как народ вновь начинал волноваться из-за судьбы договора и не в шутку говорил о войне, начатой с нарушения договора. Цезарю нужны были средства, он был в затруднении, так как римляне не платили податей и препятствовали поступлению доходов, которые он ввел. Будучи всегда особенно силен придумывать что-либо целесообразное, он послал Мецената[518] к Антонию, чтобы переубедить его в том, в чем они взаимно упрекали друг друга за последнее время, и привлечь его к участию в борьбе. Если же убедить Антония не удастся, то Цезарь задумывал переправить солдат на транспортных судах в Сицилию и, оставив войну на море, перенести ее на сушу. Пока он находился в подавленном состоянии, пришли известия о согласии Антония на союз и о блестящей победе, одержанной Агриппой над аквитанскими галлами.[519] Друзья и некоторые города обещали и приступили уже к постройке судов. Тогда удрученное настроение Цезаря прошло, и он принялся за еще более блестящие приготовления, чем прежде.
93. В начале весны (37 до н. э.) Антоний отплыл из Афин в Тарент с 300 кораблей, чтобы, как обещал, действовать в союзе с Цезарем. Тот между тем изменил свое решение или оттягивал его, ссылаясь на постройку своих кораблей. На вторичное указание Антония, что у него все уже готово и в достаточной степени снаряжено, Цезарь приводил разные предлоги для проволочки; становилось очевидным, что он или снова имеет что-либо против Антония, или пренебрегает союзом с ним, так как у него достаточно и своих сил. Антоний, хотя и был раздражен этим, однако вторично стал приглашать его, так как он истратил имеющиеся у него средства на сооружение флота, а между тем нуждался для парфянской войны в войске из Италии, которым он задумал обменяться с Цезарем на суда. Хотя в договоре и было сказано, что каждый из них может производить набор в Италии, но для Антония это было затруднительно, так как Италией владел Цезарь. В качестве посредницы между ними к Цезарю отправилась Октавия. Цезарь жаловался, что его покинули в опасном положении, в какое он попал в проливе, Октавия же указывала, что этот вопрос уже выяснен при посредстве Мецената. Цезарь указывал далее на то, что Антоний послал своего вольноотпущенника Каллия к Лепиду с тем, чтобы заключить союз с Лепидом против него. Октавия утверждала, что, как ей известно, Каллий был послан для заключения брака: Антоний перед парфянским походом хотел выдать свою дочь за сына Лепида, на что имелось уже согласие. Так уверяла Октавия. Антоний на самом деле послал Каллия к Цезарю, чтобы тот произвел над ним следствие. Цезарь, однако, не принял Каллия, но обещал явиться для встречи с Антонием между Метапонтом и Тарентом у одноименной реки, которая должна была разделять их.
94. Когда по воле случая оба они одновременно приблизились к реке, Антоний, соскочив с повозки, прыгнул на одну из стоявших у берега лодок и направился к Цезарю, относясь к нему с доверием, как к другу. Цезарь, видя это, сделал то же самое, так что они встретились на реке, препираясь из-за того, что каждый из них хотел высадиться на берегу другого. В этом споре взял верх Цезарь под предлогом, что едет одновременно и к Октавии в Тарент, и таким образом поместился вместе с Антонием на его повозке. И в Таренте он остановился там, где жил Антоний, без стражи; ночь он провел также у него без всяких телохранителей. На другой день такое же доверие выказал со своей стороны Антоний. Так постоянно менялись их отношения, склоняясь то к подозрительности вследствие стремления к власти, то к взаимному доверию в силу необходимости.