Гражданский иск

Скворцова (Наташе). Извините, нехорошо-то как… Мы к вам лично – никаких претензий. И Алеша все спрашивал. (Бутову.) А вы… Дочь… за вас грехи… Вы в реку – как в помойку, а она – ночами… (Задумывается на миг, потом – Наташе.) Значит, вы знали про эту отраву?

Наташа. Да что вы!

Скворцова. И молчали? (С горечью.) Что ж не сказали, мы б – в Москву. Может, там противоядие какое. Может, успели б. А вы – молчком. Нешто отца покрывали?

Ирина Михайловна. Как вам не стыдно! Вы ж сами, только что…

Скворцова (не слушая ее). А наши еще удивлялись все: чего это, говорят, она так хлопочет, не отходит, чего это ей вроде как больше всех надо? А вы вон что – отца покрывали. Чтоб под суд не пошел. Эх, милая, рано начала. Это нам кривить, мы – гнутые-перегнутые, все бочком норовим, а ты-то куда? Тебе еще прямиком, по совести, успеешь еще нахитриться…

Черебец. Знаете что? Вы это прекратите. У вас горе, с вас спроса сегодня нет, но если будете продолжать в этом духе, то за клевету – знаете что полагается?

Ирина Михайловна (Черебцу). Перестаньте.

Скворцова (достает из сумки плюшевого мишку, подчеркнуто аккуратно кладет его на стол Наташе). Вот – твой. С ним так и помер. (Заплакала тихо, пошла в прихожую, взяла пальто и, не надев его, вышла, осторожно прикрыв дверь.)

Все молча стоят, не глядя друг на друга.

Черебец. Бред какой-то. (Наташе.) А он вообще что – почечник?

Наташа не ответила.

Теперь всех собак вешать будут. Ну и денек. Час от часу не легче. (Бутову.) Надо бы как-то эти слухи – в зародыше. Может, в газету статью? А? Поговорить с Румянцевым?

Бутов молчит.

Ну ладно, этим я уж сам займусь. Потом. Не будем омрачать последние дни. (Смотрит на Наташу.) Слушай… Это… Что я хотел сказать?… А, квитанцию давай. Документ все же. Деньги мы тебе к отъезду вернем.

Наташа. Я не еду.

Черебец. Как не едешь?

Бутов смотрит на Наташу. Она отвечает как бы Черебцу, но видно: через него – отцу.

Наташа. Я остаюсь.

Черебец. Из-за нее, что ли? Так она сгоряча. Она не понимала, что говорит. И даже она признала: что могла, ты сделала. Чего ж корить себя? У каждого врача бывает. Все мы смертны. А у него – почки. Вода-то была тогда – плюс десять. Для моржей. Знал ведь небось, что нельзя, а полез. Будто без него некому было. А теперь – все виноваты.

Ирина Михайловна. Ты хочешь остаться на похороны? Может, не стоит? После всего, что случилось. Их реакция неадекватна.

Наташа (Ирине Михайловне). Вы помните своего первого подзащитного?

Ирина Михайловна. Конечно. Но…

Наташа (перебивает ее). А я своего не защитила. А он надеялся. Звал.

Ирина Михайловна. Но бывает, медицина бессильна.

Наташа. Да. Если болезни помочь.

Ирина Михайловна. Но ты ведь…

Наташа (снова перебивает ее). Я шесть лет ждала его. (Бутову.) И ты тоже, ты говорил, что ждал. Первого, кого я спасу. Ну хорошо, не спасу – помогу. Ну просто не сделаю вреда, это уже помощь, мама считала. Но не убью же…

Ирина Михайловна. Наташа, что ты говоришь, побойся бога.

Наташа (Бутову). Ты помнишь Серафимова у мамы в отделении? Несостоявшегося гения? Ты помнишь, почему он не состоялся? И почему пил? (После паузы.) Может, я тысячу спасу, может, миллион, но первого я угробила. С твоей помощью.

Ирина Михайловна. Ну, Наташа…

Черебец. Это тебе сейчас так кажется, это нормально. А потом…

Наташа (Бутову). Я не поеду с тобой в Москву.

Бутов молчит, только чуть раскачивается.

Черебец. Слушай, что за дурацкая история. Ты извини, но я уж так – по-свойски, как со своими. Постыдись, ты же взрослый человек. Врач. Если каждый врач из-за неудачи будет впадать в истерику, кто будет лечить больных? Ты сама выбрала себе профессию, она жестока, она имеет дела с неблагоприятными исходами, при каждой больнице – морг, и что ж теперь – все бежать оттуда должны? Это трусость, если хочешь знать. Хочешь легкой жизни? Только одних удач ни у кого не бывает. Думаешь, у матери твоей – только цветы и подарки были? Это ты видела, а вон спроси отца – сколько слез ночью. А утром вставала и снова шла. Потому что ждали ее, потому что кого-то можно было и спасти. Помочь. Ты еще молода, нет опыта, это нормально, он придет. В Москве особенно, там лучшие силы. Антонов обещал – клинику Сидоренко, об этом мечтают только, а ты… Как не стыдно!

Наташа. Я не поеду в Москву. Я останусь здесь.

Черебец (смотрит вопросительно на Бутова, тот молчит. Наташе). Может, ты все-таки объяснишь нам – почему? Мы ж не чужие.

Наташа. Он не один.

Черебец. Кто?