– Да ну? Один шанс на сколько миллионов? Ну хорошо, допустим, так и есть. За исключением того, что старый добрый Даг – помнишь Дага? ваш сосед и лучший друг твоих мам – никогда не слышал о Мередит… И что, по его словам, когда тебя усыновили, тебе было не два-три года, а семь. А спорим, что если сделать сравнение ваших с Грантом ДНК, результат будет отрицательный? Твоих родителей звали Джорджианна и Тим Мерсеры. Они умерли – утонули, когда тебе было семь лет. А из того, что ты не сын Гранта, но ребенок, которого носила Наоми, – его внук, я сделал вывод, что фрагмент ДНК Гранта у эмбриона не от тебя, а
Генри упрямо молчал, не произнося ни слова, и стучал зубами.
– Может быть, по той же причине, по которой она не переставала убегать, прятаться и по которой сменила имя, – продолжил Джей. – Чтобы защитить ребенка, чтобы помешать Гранту найти его… найти
Это было мгновение, когда Генри решил действовать: мгновение, когда Джей ожидал этого меньше всего – именно потому, что не сводил с Генри глаз, – мгновение, когда светящаяся стрела, бьющая из-за спины юноши, временно ослепила Джея, заставила его поднять руку, в которой было оружие, чтобы не ослепнуть окончательно.
Генри знал, что у него есть лишь полсекунды форы: крохотный промежуток времени, когда Джей не будет знать, действительно двигается парень или это оптический обман из-за светящейся кисти и дождя. Он ударил Джея. Прямо в лицо. Затем бросился на оружие. Но Джей уже понял его маневр и, несмотря на боль, вызвавшую у него крик ярости, держался. Взрослый и подросток схватились: каждый тащил пистолет к себе, схватившись за него скользкими пальцами. Свободная рука Джея искала глаза Генри, будто лапа хищника, раздирая лицо, по которому стекала вода. Генри же лупил кулаком по ребрам Джея, одновременно колотя коленями ему по ногам. Затем они соскользнули вниз и упали на дно лодки, зацепившись за кормовую часть. Генри почувствовал, что его затылок яростно ударяется о борт. Лежа на палубе, наполненной водой, он получил столько же ударов, сколько нанес. Удары Джея были более точными, более разрушительными, но, к счастью для Генри, ему не хватало места и они слишком тесно были прижаты друг к другу. Наконец Генри изо всех сил укусил Джея за запястье, пытаясь найти вены. Взвыв от боли, тот выпустил оружие, которое упало на палубу. Генри бросился на противника. Он сделал поворот на сто восемьдесят градусов, направив оружие на Джея, когда тот уже собирался броситься в ответ.
– Грязный маленький ублюдок! Ты разодрал мне руку! – прорычал Джей.
– Заткнись! – крикнул Генри с колотящимся сердцем. – Назад! Назад!
Джей послушался, отступив к кабине на корме. Он держался за лодыжку.
– Вот дерьмо! Я подвернул ногу!
– Не шевелись больше!
Глаза Генри сверкали новым блеском. Он увидел луч надежды. Надежды выйти живым из переделки этой ночи, надежды спасти то, что еще можно спасти. Голова кружилась, сердцебиение было слишком быстрым, тело горело в тех местах, куда попали удары Джея. Тот сейчас неотрывно смотрел на ствол пистолета. Из его носа стекала кровь, пачкая свитер.
– Это Наоми тебе рассказала всю историю, верно? – продолжил Джей, будто не произошло ничего из ряда вон выходящего. – Думаю, она, в свою очередь, узнала это от своей матери… Перед тем как поселиться на Гласс-Айленд, Наоми и Мередит жили в индейской резервации ламми. Два закрытых сообщества, два места, куда не так-то легко проникнуть и где чужак не останется незамеченным. Нам стало известно: когда ее отец с матерью вернулись на территорию резервации после трех лет в Джорджии, Наоми было два года. Он представил ее как свою дочь. Ведь в то мгновение, когда она рассказала тебе свою историю – или чуть позже, – у тебя в сознании и проросло какое-то семечко? Семечко жадности и план преступления…