Гребаная история

Они были так похожи: изящные черты лица, большие прозрачные глаза, часто затуманенные травкой, кислотой или экстази. Дешевые шмотки, босые ноги в песке, внешнее безразличие ко всему, скрывавшее, однако, глубокие психологические травмы. Своими Кайла Макманус была обязана отчиму, на десять лет моложе ее матери, который два года назад вышел из тюрьмы и стал ее сраным первым. Надравшись, он мог быть жестоким и до жути приставучим, если вы понимаете, о чем я. Об этом мне как-то раз сказал Джонни. Он всегда заявлял, что мечтает набить морду этому сукину сыну, чертову извращенцу. Но я знал, что он боится этого типа, который восемь лет отсидел в «Вэлла-Вэлла» за то, что выбил глаз канадскому байкеру бильярдным кием и помочился ему на другой глаз. Все произошло прямо на улице в одном из городков штата Вашингтон. В «Вэлла-Вэлла» этот ублюдок добился высокого положения, сделался поджарым и мускулистым, покрыл все тело татуировками, как Де Ниро в «Мысе страха».

Отец Джонни же изначально был плотником, а во время строительного кризиса ему пришлось устроиться на нефтеперерабатывающий завод в Анакортесе. Он трудился на заводе «Тезоро» в тот день в 2010 году, когда случился взрыв. Итог: пятеро погибших и двое раненых — в критическом состоянии, с обширными ожогами третьей степени. Отец Джонни оказался среди них. С тех пор он целыми днями сидел в кресле с капельницей в руке и отказывался принимать посетителей. У него больше не было носа, а его лицо напоминало лоскутное одеяло или детский рисунок. У них там в Анакортесе есть поговорка: «Мы не печем печеньки, мы кипятим нефть». За несколько месяцев до взрыва заводу «Тезоро» присудили штраф в 85 700 долларов за семнадцать «грубых нарушений безопасности». Вскоре приговор был таинственным образом заменен только на три нарушения и 12 250 долларов.

До этого несчастного случая отец Джонни был приветливым соседом и добрым отцом. Из больницы он вышел совсем другим человеком. Стал агрессивным и с тех пор, как обосновался в кресле производства фирмы «Эймс», целыми днями проклинал сына и называл его никчемным неудачником. Но, несмотря ни на что, Джонни продолжал о нем заботиться. Потому что заняться этим было больше некому: мать начала новую жизнь с одним болтуном, продавцом автомобилей из Сидро-Вули.

— Ты же видел ее на пляже… Как она выглядела? — еле выдавил Чарли.

О, дерьмо, Чарли! Примерно секунду я неподвижно сидел, положив локти на стол. Как она выглядела?

— Скверно, — наконец ответил я. — Очень скверно.

— Что с ней произошло? — спросила Кайла. — Ходит целая куча слухов.

Я посмотрел на нее невидящим взглядом. Облизал губы. Совершенно не хотелось об этом говорить.

— Она утонула… Запуталась в рыболовной сети… Не знаю точно, что произошло. Они тоже ничего не знают.

— Утонула? — повторил Чарли. — Думаешь, в тот вечер она упала с парома?

— Они делают вид, будто верят, что Наоми, возможно, сама спрыгнула… Добровольно…

Повисла тишина.

— Что значит «сама»? — повысил голос Чарли.

— На самом деле они считают, что это убийство. Они в этом почти уверены. И вполне вероятно, что вскрытие это подтвердит, — добавил я замогильным голосом.

УБИЙСТВО

Стоило прозвучать этому слову, как тишина стала почти осязаемой. Ее нарушало лишь тихое гудение холодильников и шум дождя. Убийство. Никому из нас не случалось проникнуть в сущность этого явления. Это было слово из фантастики, слово из телесериалов и детективов. Это было как сама смерть: она остается абстрактным понятием, пока не умирает кто-нибудь из ваших близких или пока не умираете вы сами.

Такое просто не могло произойти на нашем острове, как нам казалось. Однако это не просто случилось, но и ударило по самому близкому нам человеку.

Джонни вынул из кармана толстовки таблетку и положил на язык, запив ее глотком пива.

— Я же говорил тебе, что не хочу этого здесь, — сказал Чарли.

— Наоми сегодня умерла. Убита каким-то психом. Поэтому пошли вы все, — ответил тот.

Чарли принял удар. Я видел, как приподнялись его плечи, и хотя в полумраке черты лица было сложно различить, догадался, что он плачет. Безмолвно. Это длилось почти минуту.

— Прости, — сокрушенно пробормотал Джонни. — Чарли, мне правда очень жаль. Какой фигней я занимаюсь!

Чарли кивнул, словно говоря: «Ладно, проехали».

После того как я выплакал все слезы у себя в комнате, глаза у меня были сухие, а веки распухли. Я наблюдал за друзьями со странной отрешенностью, которая, может, и была последствием стресса.

— Они спросили тебя, когда ты видел ее в последний раз? — спросил кто-то придушенным голосом.

— Ну да.

Я рассказал им про допрос в кабинете шерифа. Про нападки Платта, про их отвратительный спектакль, про намеки на содержание моих эсэмэсок и особенно про удручающую видеозапись с парома.

Последнее будто встало между нами.

— Думаешь, тебя подозревают? — спросила Кайла изменившимся голосом.

— Думаю, я подозреваемый номер один.

— Ты сказал нам, что вы с ней поспорили, — продолжила она, — но не сказал, что все зашло так далеко…