Гребень Клеопатры

Фредерик уже не испытывал ненависти к человеку, который сделал с ней такое, напротив, ему было стыдно, что сам он так и не научился прощать. Стелла выжила, научилась справляться сама. Он же остался в прошлом, полном чувства вины и презрения к самому себе.

— Я уверен, что тогда вы были столь же прекрасны, как и сейчас… Вы просто красавица, — вырвалось у него.

Стелла снова рассмеялась. Словно жемчужное ожерелье порвалось, и бусинки с легким звоном посыпались на пол, подумал Фредерик.

— Спасибо, Фредерик. Вы очень милы. Приходите ко мне в гости еще. Тогда вы заметите, что я не всегда такая счастливая, какой хочу казаться. По ночам мне снится, что я встаю из кресла и иду. Быстрее, быстрее, пока не начинаю бежать. И не могу остановиться. Просыпаюсь вся в поту. Но ноги неподвижны. И тогда я оплакиваю не только возможность ходить, но и блаженное время неведения. Время, когда я не знала, что жизнь может быть такой ужасной. Ментальная невинность, если можно так выразиться.

— Я понимаю, о чем вы, — сказал Фредерик, глядя ей в глаза.

Михаэль встал.

— Жаль прерывать вашу беседу, но мне пора в клуб, — сказал он. — Ты со мной, Фредерик?

Вопрос был риторическим. Стелла заверила их, что сама уберет со стола. У выхода она протянула Фредерику руку. Он взял ее и надолго задержал в своей руке. Ему очень хотелось поцеловать ее, но он сдержался.

— Спасибо, — сказал он. — Не только за пирог и кофе. Надеюсь, мы скоро снова увидимся.

— Я в этом не сомневаюсь. И тогда я угощу вас чем-нибудь посущественнее кофе. Приезжайте.

Она улыбнулась и помахала им на прощание. Мужчины сели в машину и уехали. Фредерик долго молчал.

— Она прекрасно говорит по-шведски, в отличие от меня. Но между собой мы всегда говорим по-немецки, — произнес Михаэль.

— Она прекрасна, — произнес Фредерик невпопад.

Михаэль ничего не ответил. Они ехали молча. Автомобиль въехал в город, но потом свернул на юг, в один из тех районов на окраине, где Фредерик почти никогда не бывал. Они миновали несколько особняков, окруженных садами, и остановились на парковке у коттеджей. Михаэль заглушил двигатель.

— Мне нравятся старые видеофильмы, — сказал он. — Я люблю смотреть их снова и снова. Те, которые снимал, когда моя жена была жива. Когда Стелла бегала по лужайке. Я смотрю на ее быстрые ножки, думаю о том, что она обречена всю жизнь провести в инвалидном кресле из-за этого пьяницы, и ненавижу его. Это не значит, что я не горжусь ею. Горжусь. А его ненавижу. Я не могу простить. Не могу забыть. Может, я смог бы, если бы он признал свою вину в том, что совершил. Но он этого не сделал. Как и многие другие. Врачи, адвокаты, рабочие, крестьяне… все они, когда им выгодно одно, — могут быть демократами, а когда выгодно другое — фашистами. Я могу простить, но только если преступник признается в содеянном. — Михаэль показал пальцем на ближайший кирпичный дом с припаркованной у входа красной машиной и качелями в саду. — Здесь живет мужчина, который время от времени позволяет себе выпить лишнего. У него жена и трое детей. Были. Они уехали после того, что произошло. Живут теперь в другом городе. Он даже качели не убрал. Его интересует только выпивка.

Михаэль посмотрел в окно, и тон его стал еще резче.

— Лишение водительских прав. Месяц в тюрьме. Штраф. Вот цена, которую он заплатил за ноги Стеллы. Я бы понял, если б он извинился. Но он так и не пришел. И не написал. Более того, солгал, давая показания страховой компании. Лишил нас возможности получить деньги по страховке. Сейчас господин Алениус занимается тем, что перекладывает бумажки с места на место в офисе днем и напивается по вечерам. Я знаю, он по-прежнему садится за руль в нетрезвом виде. Я часто приезжаю сюда и не раз видел, как он нетвердыми шагами идет к машине. Думаешь, я не звонил в полицию? Звонил. Но разве это помогло? Нет. Кто поедет сюда усмирять пьяного, когда на другом конце города убивают человека? Это тихий район. Здесь живут в основном семьи с детьми. Кто будет следующим? Маленький мальчик из соседнего дома побежит за мячом и попадет под колеса пьяного водителя? Или старушка на углу, которая не успеет перейти улицу?

— Михаэль, я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Ты все понимаешь, Фредерик. Я устал от того, что люди, совершившие преступление, остаются безнаказанными, а их жертвы обречены страдать всю оставшуюся жизнь. Это несправедливо. Моей семье отлично известно, что происходит, когда закон больше не на твоей стороне. Желтая звезда на рукаве, и справедливость совершает поворот на сто восемьдесят градусов. Пришло время действовать. — Михаэль склонился к Фредерику. В его глазах не было ни ненависти, ни фанатизма, только бесконечная грусть. — Я прошу «Гребень Клеопатры» уничтожить Эсбьёрна Алениуса. Я уверен, вы сделаете это профессионально. В качестве оплаты я дарю вам «Фата-моргану». Я перепишу клуб на тебя, как только вы выполните заказ. Вам будет принадлежать одно из лучших ночных заведений Стокгольма.

Глава двадцатая