Греческая эпиграмма

Мало стихов у Эринны, и песни не многоречивы,
  Но небольшой ее труд Музами был вдохновлен.
И потому все жива еще память о нем, и доныне
  Не покрывает его черным крылом своим Ночь.
Сколько, о странник, меж тем увядает в печальном забвенье
  Наших певцов молодых! Нет и числа их толпе.
Лебедя краткое пенье милее, чем граянье галок,
  Что отовсюду весной ветер несет к облакам.

САФО

Страх обуял Мнемосину, лишь только Сафо услыхала:
  Как бы не стала она Музой десятой у нас.

НА РАЗРУШЕНИЕ КОРИНФА

Где красота твоя, город дорийцев, Коринф величавый,
  Где твоих башен венцы, прежняя роскошь твоя,
Храмы блаженных богов и дома и потомки Сисифа —
  Славные жены твои и мириады мужей?
Даже следов от тебя не осталось теперь, злополучный.
  Все разорила вконец, все поглотила война.
Только лишь мы, нереиды, бессмертные дочери моря,
  Как алькионы, одни плачем о доле твоей.

НА «ФЕСПИАД» ПРАКСИТЕЛЯ[78]

Пять этих женщин, прислужниц спасителя Вакха, готовят
  Все, что священный обряд хоростасии велит:
Тело могучего льва поднимает одна, длиннорогий
  Ликаонийский олень взвален на плечи другой,
Третья несет быстрокрылую птицу, четвертая — бубен,
  Пятая держит в руке медный тяжелый кротал.
Все в исступленье они, и вакхическим буйством у каждой
  Из пятерых поражен заколобродивший ум.

НА «ТЕЛКУ» МИРОНА

Кажется, телка сейчас замычит. Знать, живое творилось
  Не Прометеем одним, но и тобою, Мирон.

НА «НЕКИЮ» НИКИЯ[79]

Никия это работа, живущая вечно Некия;
  Памятник смерти для всех возрастов жизни она.
Как первообраз служила художнику песня Гомера,
  Чей испытующий взгляд в недра Аида проник.

НА ХРАМ АРТЕМИДЫ В ЭФЕСЕ

1[80]

Видел я стены твои, Вавилон, на которых просторно
  И колесницам; видал Зевса в Олимпии я,
Чудо висячих садов Вавилона, колосс Гелиоса
  И пирамиды — дела многих и тяжких трудов;
Знаю Мавзола гробницу огромную. Но лишь увидел
  Я Артемиды чертог, кровлю вознесший до туч,
Все остальное померкло пред ним; вне пределов Олимпа
  Солнце не видит нигде равной ему красоты.

2[81]

Кто перенес парфенон твой, богиня, с Олимпа, где прежде
  Он находился в ряду прочих небесных жилищ,
В город Андрокла, столицу ретивых в бою ионийцев,
  Музами, как и копьем, славный повсюду Эфес?
Видно, сама ты, сразившая Тития, больше Олимпа
  Город родной возлюбя, в нем свой воздвигла чертог.

СЕЛЕВКУ

Скорую смерть предвещают астрологи мне, и, пожалуй,
  Правы они; но о том я не печалюсь, Селевк.
Всем ведь одна нам дорога — в Аид. Если раньше уйду я,
  Что же? Миноса зато буду скорей лицезреть.
Станем же пить! Говорят, что вино словно конь для дорожных;
  А ведь дорогу в Аид пешим придется пройти.

* * *