Греческая философия

Столь явственная в Тимее связь между человеческой душой и душой космоса не так очевидна в главных диалогах, посвященных исследованию природы и свойств души: Федоне, Федре, Государстве. Зато здесь неоднократно подчеркивается необходимость, говоря о душе, прибегать к мифу, или правдоподобной речи. В Федоне рассмотрение природы души непосредственно связано с проблемой ее бессмертия. Сократ, осужденный выпить цикуту, рассказывает друзьям, почему он взирает на близкую смерть с верой и надеждой. Он не притязает на доказательство бессмертия души, а намерен только привести доводы, убеждающие в ее бессмертии. Для этого ему нужно описать природу души и показать, что без души не было бы ни жизни, ни становления, ни движения. Такое описание заканчивается мифом о будущей жизни души, призванным подтвердить, "что душа умершего продолжает существовать и обладает известной способностью мыслить" (70 b, а также 61 е). Для всех рассуждений о душе характерно, что раскрывается не только ее природа, но и посмертный удел. В этом - особенность древнегреческих концепций души. Нельзя поставить вопрос о посмертном существовании, или вечности, душ, не задавшись вопросом о месте, где будут обитать души после смерти тела, и об уготованной им в зависимости от их нравственного достоинства судьбе.

Наиболее весомое доказательство бессмертия души дано в Федре. Аргумент Платона таков. Сущие, которые обладают внутренним движением, т. е. являются самодвижущимися, не подвержены гибели и представляют собой начала. Поскольку начало есть то, что служит источником какого-либо существования, само начало не может быть порождено. Сущее, которое движимо само собою, является, следовательно, непорождаемым; но оно также и неразрушимо. "...Начало движения - это то, что движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы все небо и все возникающее, обрушившись, остановились, и уже неоткуда было бы взяться тому, что привело бы их снова в движение, чтобы они возникли" (245 е)[1]. Но душа есть именно внутреннее, самодвижущееся, начало того, что движется. Если "то, что движет само себя, есть не что иное, как душа, из этого необходимо следует, что душа непорождаема и бессмертна" (245 е-246 а).

В Федре мы найдем и наиболее достоверное изложение платоновской концепции души. В начале свой речи Сократ делает оговорку, что определение души под силу только богам; люди могут всего лишь образно представить себе человеческую душу и только с помощью мифа описать это промежуточное, составное сущее, природа которого предполагает внутренние различия и главнейшая функция которого - функция связывания. Божественные и человеческие души уподобляются крылатой парной упряжке, управляемой возничим, тоже имеющим крыт лья. Но если в божественной упряжке оба коня благородны, то кони из человеческой упряжки плохо подходят друг к другу: "один прекрасен, благороден и рожден от таких же коней/ а другой конь - его противоположность и предки его - иные" (246 b). Править такими конями трудно. Обладая промежуточной природой, душа, или жизненное начало тела может либо подняться ввысь и оставаться в области божественного, либо утратить крылья, пасть на землю и вселиться в материальное тело. Души звезд и, конечно, мировая душа, описанные в Тимее (а также в Законах Х, 898 с-е), принадлежат к первому виду. Эти души сами соединяются с определенным телом на вечные времена, и движения, которые они сообщают всему, что вместе со своим телом формируют, совершенны. Такие души, "когда достигнут вершины, выходят наружу и становятся на хребте неба: они стоят, а небесный свод несет их в круговом движении, и они созерцают то, что за пределами неба" (Федр, 247 b-с)[2]. Что же касается душ, которым, несмотря на борение, не удается подняться до умопостигаемых сущих, то они "удаляются не посвященными в созерцание бытия и, отойдя, насыщаются мнением" (248 b)[3]. Но душа, никогда не видавшая истины, не примет человеческого облика (249 b). Человеческая же душа, даже если она созерцала истинное бытие лишь издалека, всегда сохраняет что-то от своего видения умопостигаемых сущих. То, что она от него сохраняет, соответствует качеству ее созерцания и определяет существование, которое достается ей в удел, и тело, в которое она воплощается. "Душа, видевшая всего больше, попадает в зародыш будущего любителя мудрости и красоты" (248 d)[4], тогда как души, чьи созерцания были самыми бедными, воплотятся в софистов, демагогов и тиранов.