Таким образом, есть два рода добродетели: добродетель (или, лучше сказать, добродетели) как пустая видимость и добродетель, подчиненная мышлению. Истинное мужество не в том, чтобы бестрепетно встретить смерть (68 d), - оно есть определенное воззрение ума, освобождение от страха, суждение об истинном благе. Так и рассудительность не является видом умеренности и благоразумия, как принято считать, а состоит в том, чтобы, используя все возможности ума, приучаться презирать телесные наслаждения. В Государстве
сходятся обе тенденции нравственной философии Платона. Душа с большим усилием обращается к благу, что достигается через внутреннее воспитание (об этом идет речь в VI и VII книгах Государства), но приступить к последнему можно только после длительного воспитания чувств, принципы которого изложены во II и III книгах; такое воспитание - первый способ обратить душу к познанию умопостигаемого и к созерцанию строя мироздания.
СЧАСТЬЕ, НАИЛУЧШАЯ ЖИЗНЬ И БЛАГО
Платон исходит из аксиомы, что всякий человек безусловно желает счастья и сделает все, чтобы его достичь (Евтидем, 278 е, 280 b). Эта мысль лежит в основе аналогии, которую Платон, в сократовском духе, проводит между добродетелью и искусством. Хороший мастер, желая наилучшим образом выполнить свою задачу и зная, какими средствами этого достичь, не может желать не достичь поставленной цели. Человек, желающий быть счастливым и преуспеть в том, что делает, не может по доброй воле поступать плохо. Именно к правильному и успешному действию (eypragia/εὐπργία) стремится мастер при создании своих произведений и человек в своих действиях и в жизни в целом. Судя по всему, в Хармиде
, 174 b-с, и в Горгии, 470 е, 507 а-с, Платон приходит к заключению, что если добродетель есть знание, то она - необходимое и достаточное условие счастья.Но как можно определить счастье или преуспеяние в жизни? Разумеется, счастье несводимо исключительно к "роскоши, своеволию, свободе", как считает Калликл из Горгия
(492 с). Эту идею счастья как наслаждения, согласно которой благо зависит от количества удовольствий, похоже, поддерживает Сократ в Протагоре, 355 а; но в Горгии Платон подвергает ее критике: Сократ отказывается признать удовольствие единственным объективным критерием истинного блага и возражает Калликлу, отстаивающему такое мнение (494 е-495 а)· Есть и другая, противоположная, концепция счастья. Сократ приводит пример человека мудрого, ограничивающего свои желания теми, которые можно удовлетворить, и так достигающего своего рода спокойствия; это спокойствие и составляет его счастье, ограждая его от чувства неудовлетворенности и ущербности. Однако нет причин приписывать Платону подобную концепцию счастья, по которой, как небезосновательно говорит Калликл, самыми счастливыми оказываются камни и мертвецы (492 е). Ведь желания, сколь бы их ни ограничивали, связаны с благами, о которых неизвестно, как они определяются по отношению к знанию. Так что мы можем вывести a contrario[1] платоновское понимание счастья: счастье - это некий способ бытия, обусловленный некоторым состоянием души и некоторым видом "благой деятельности" и составляющий цель всякого поступка. Важно, что счастливая жизнь - это жизнь, наиболее соответствующая нашей нравственной природе; она должна способствовать уподоблению благу, преобладанию разумного начала души и постоянству познавательной деятельности. Конечно, достижению наилучшего состояния души могут содействовать всевозможные блага - физические, общественные, семейные, интеллектуальные. Но счастье - следствие определенной деятельности, подчиненной цели совершить некоторое множество действий, сформировать в себе определенный тип личности и вести определенную жизнь. Потому что благое состояние души не статично, оно - источник побуждений, оценочных суждений и эмоций.