Греческая философия

Объяснения через целевые, или конечные, причины касаются того, ради чего такое-то явление существует; они имеют отношение к благу. Но конечные причины - первые, так как они тождественны сути бытия вещей. Поиски целевых причин - неизменная составляющая аристотелевского объяснения. К таким причинам Аристотель обращается, например, пытаясь объяснить расположение зубов (О возникновении животных II, 6, 745 а 27-b 3) и рук (О частях животных II, 10, 687 а 8-18). Естественная телеология Аристотеля яснее всего изложена в Физике (II, 8, 199 а 20-34). Он подчеркивает, в частности, что "природа ничего не делает понапрасну", что действие целевых причин всегда ограничено необходимостью. Во многих местах Аристотель говорит о природе как о разумном мастере. "Ведь природа, как хороший хозяин, имеет обыкновение не выбрасывать ничего такого, из чего можно сделать что-нибудь пригодное" (О возникновении животных II, 6, 744 b 16)[6]. Но из подобных формулировок неверно было бы заключать о какой-либо преднамеренности природы. Аристотель наблюдает природу и отмечает, что органы животных и особенности их поведения, как правило, выполняют некоторую функцию. Естествоиспытатель должен стремиться открыть эту функцию - знание ее важно для понимания природы.

Аристотель отрицает, что случайность может хоть в какой-то степени служить причинным объяснением. Привходящее (акцидентальное) определяется как исключение по отношению к тому, что бывает чаще всего. Знания о привходящем не существует, так как возможно только знание о том, что бывает чаще всего, или по необходимости (Метафизика Е, 2, 1027 а 20-21). Однако мир Аристотеля не следует представлять себе как такой физический мир, где наряду с причинными связями реальную роль играет индетерминизм. Привходящие явления здесь скорее зависят от частных свойств рассматриваемого предмета, и эти частные свойства сами могут выполнять причинную роль.

Аристотелево мироздание - геоцентрическое. Оно ограниченно, как шар в пространстве. Но мироздание это не обнаруживает никакого временного предела: у него нет ни начала, ни конца. Геоцентризм связан с тем, что круговое движение небес может существовать, только если Земля, в центре вселенной, остается неподвижной. За пределами Земли и ее атмосферы есть Луна, Солнце, планеты и неподвижные звезды, образующие надлунный мир.

Представление Аристотеля о надлунном мире и его астрономии во многом унаследовано от геометров-астрономов V-IV вв. Предложенная ими математическая концепция мира (геометрическая структура, состоящая из сфер и единообразно движущихся концентрических кругов, причем каждая сфера обладает собственным движением) очень далека от представления досократических фисиологов о мире как области беспрерывного становления, рождения и гибели. Зато, изучая physis подлунного мира, Аристотель, как мы видели, основывался на воззрениях предшествующих фисиологов.

Небесные тела в Аристотелевом небе обладают круговым движением - самым совершенным видом движения. Только единообразное движение светила по большой окружности удовлетворяет условию вечности, так как у него нет ни конечного, ни начального состояния; кроме того, оно - единственное движение, которое в каждый момент определяется безусловной необходимостью: "Ведь необходимо возникает и будет существовать как это движение, так и сдвижения,> вызываемые им: если то, что движется по кругу, всегда что-то движет, то и движение таких <вещей> также необходимо должно быть движением по кругу. Например, оттого, что высшее движение происходит по кругу, определенным образом <по кругу> движется и Солнце, а в зависимости от него по кругу возникают и возвращаются времена года, а поскольку они так возникают, от них, в свою очередь,<зависят> и другие вещи" (О возникновении и уничтожении II, 11, 338 a 18-b 5).

Круговое движение обусловлено природой небесной субстанции. Небесные тела, обозначенные у Аристотеля и как тела божественные, состоят из особой материи - пятого элемента, квинтэссенции или эфира, которому, в отличие от четырех остальных элементов, присуще регулярное круговое движение: "помимо здешних и находящихся вокруг нас тел существует также некое иное, обособленное тело, имеющее настолько более ценную природу, <чем они,> насколько дальше оно отстоит от здешнего мира" (О небе I, 2, 269 b 14-16). Ссылаясь на предание, дошедшее из далекой старины, Аристотель говорит, что "эти светила суть боги" и что "божественное объем-лет всю природу". Однако он отрицает всякую "народную" теологию, так же как и прибавившиеся к этому преданию мифы, утверждающие, будто "боги человекоподобны и похожи на некоторые другие живые существа" (Метафизика Λ, 8, 1074 b 1-10).