Греческая философия

Термин philosophos обозначает, в его светском понимании, того, кто интересуется специализированной литературой, именуемой словом philosophia, или того, кто создает подобный вид литературы. Смысл, который византийцы вкладывают в понятие philosophia, непосредственно восходит к неоплатонической Афинской школе. Для афинских неоплатоников философия Платона есть, в сущности, теология, в преподавании которой интерпретация второй части Парменида является кульминацией; однако восприятие этой теологии должно быть подготовлено усвоением таких инструментов познания, как аристотелевские логика и физика. Впрочем, смысл понятия philosophos часто оказывается настолько широким, что оно применяется для обозначения как мудреца, так и прорицателя, изрекающего оракулы или зрящего видения. Таким образом, "философами" называются Семь мудрецов, Гомер, Фукидид, Софокл, Сократ, Платон, Аристотель и Сибилла. Впоследствии термин philosophos становится даже синонимом понятия человека образованного и ученого, в противоположность людям из народа, необразованным и невежественным. Именно тогда снова начинает употребляться выражение philosophoi kai rhētores, "философы и риторы"; считалось, что и тем и другим присуще искусство владения средствами убеждения, а значит, и способность рассуждать.

В религиозном смысле philosophos - это монах, на практике осуществляющий philosophia, т. е. аскезу, позволяющую ему уподобиться Богу, как то предписывал Платон в Государстве (X, 611 d-e) и в Теэтете (176 b).

Эта смысловая двойственность со всей ясностью проступает в двух следующих текстах. Первый из них принадлежит Иоанну Цецу (начало XII в.): "Ложная философия - это та, которая кичится знанием, в то время как истинная философия - это философия монахов. Ее интересует смерть и умерщвление плоти, она состоит в познании реальностей истинно существенных и в уподоблении Богу, насколько это возможно для человеческого существа. Она сопряжена узами дружества с Премудростью и с Богом, она из искусств есть самое высокое искусство и наука, воспарившая над прочими науками, она - возвышенная музыка, она - средство врачевания души и т. п." (Хилиады Х., 590-598 Leone). Во втором тексте Михаил Пселл защищает Михаила IV Пафлагона (1034-1041) в следующих выражениях: "Между тем я знаю, что этот человек явил полнейшее благочестие после своего пришествия к власти и что он не только усердно посещал церкви Божии, но также выказывал пристрастие к философам, воздавая им исключительные почести. Под "философами" же я понимаю не тех, кто исследовал сущность вещей, и не тех, кто изыскивал начало мира, пренебрегая началами собственного спасения, но тех, кто презрел мир и жил в общении с вещами, возвышающимися над этим миром" (Хронография IV, § 34 = I, р. 73 Renauld). Итак, Цец и Пселл вписываются в проблематику, сформулированную Отцами. Греческие философы имеют ярко выраженную склонность к метафизической интуиции, которая выявляет место, занимаемое человеком в мировом порядке, но их души с легкостью могут отвратиться от веры и погрузиться в созерцание этого миропорядка.

ПЛАТОНИЗМ И АРИСТОТЕЛИЗМ КАК ОСНОВНЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ ТЕЧЕНИЯ

Из всех школ и всех философских течений Греции, как классической, так и эллинистической, к концу Античности и к началу эпохи Средних веков сохранились только платонизм и аристотелизм. В течение II в. стоицизм, эпикуреизм, пифагореизм, кинизм и скептицизм шли к упадку, а затем вообще перестали существовать как живая мысль. Чтобы противостоять аскезе и отречению от мира, которые проповедовались христианами, неоплатоники развили систему, где платоническая философия стала синонимом теологии - теологии, имеющей своей конечной целью уподобление Богу; и они прилагали недюжинные усилия к тому, чтобы доказать полное согласие такой теологии с другими языческими теологиями, как греческими, так и "варварскими". Аристотелевская традиция, с другой стороны, посредством логики и физики обеспечивала доступ к платонической теологии.

Итак, византийский платонизм не являлся плодом непосредственной интерпретации творений Платона. Разумеется, эти произведения были известны и напрямую, но интерпретация, объектом которой они становились, совпадала с той, что предлагалась Плотином, Порфирием, Ямвлихом и особенно Проклом, которого критиковал, оставаясь, однако, в целом ему верным, Дамаский (см. выше, с. 694).