Греческая история

Соглашение это носило, в сущности, характер временного перемирия, так как обеим сторонам было ясно, что лакедемонское правительство не согласится на предложенные Тифравстом условия. Ср. Диодор (XIV. 80. 8): «(Тифравст) убедил Агесилая вступить с ним в переговоры и заключил с ним перемирие на шесть месяцев». По Исократу (Панегирик. 41) это перемирие было заключено на 8 мес. Об этом перемирии упоминается и в «Отрывке» (см. приложение, 16. 1).

{112} Тридцать талантов — так же Плутарх (Агесилай. 10), ср. Исократ, ук. м.

{113} Управлять флотом. По «Отрывку» (см. прил., 14. 1; 17. 4) еще зимой 395/394 г. навархом был Хирикрат, и, следовательно, назначение Агесилая навархом последовало гораздо позднее. Эд. Мейер (Ук. соч. 33) отдает здесь предпочтение известию, содержащемуся в новом отрывке. За этим почетным предложением скрывается упрек и указание на необходимость немедленно перейти в Карию на помощь флоту (Эд. Мейер. Ук. соч. 18). «Такая честь из всех смертных выпала на долю одного Агесилая» (Плутарх. Агесилай. 10). Агесилай, однако, и на этот раз не пошел в Карию; о причинах см. выше, а также вступительную статью.

{114} Он шлет в Грецию — как мы видим, по Ксенофонту (так же Павсаний. III. 9. 8, Плутарх. Артаксеркс. 20), Тимократ был послан в Грецию уже после битвы при Сардах Тифравстом. В таком случае этот подкуп не мог быть причиной локро-фокидской войны, так как она разразилась в то время, как хлеб еще был на корню (т. е. в мае, Павсаний. III. 9. 9), а Тифравст прибыл в Малую Азию лишь в конце лета 395 г. Несомненно, Ксенофонт вместе со своими современниками ошибался, относя этот подкуп лишь к тому времени, когда он дал видимые результаты и слухи о нем получили широкое распространение. Как справедливо указывает автор «Отрывка» (см. приложение 2. 5), деньги эти были присланы уже в конце 396 г. и не Тифравстом, а Фарнабазом. Так же Полиэн (I. 48. 3): «В то время, как Агесилай грабил Азию (т. е. в 396 г.), Конон, будучи союзником Фарнабаза, убедил перса послать золото для подкупа демагогов в греческих государствах». Диодор, будучи врагом Спарты, совсем не упоминает об этом подкупе, считая его, по-видимому, злостной выдумкой.

{115} Приблизительно пятидесяти талантам — по Плутарху (Агесилай. 15) — 10 тысяч дариков, что равно 43 талантам. Он же (Артаксеркс. 2 — Лаконские изречения. 211B) дает противоречащую цифру — 30 тысяч дариков; здесь, вероятно, простой недосмотр.

{116} Из всех дошедших до нас известий о начале Беотийской войны вполне очевидно, что обе стороны ее желали (ср. ниже, § 5); разногласие существует только в вопросе о том, кто был зачинщиком войны. Так, Диодор (XIV. 81. 1) говорит: «Фокейцы вследствие каких-то претензий вступили в войну с беотийцами и убедили лакедемонян быть их союзниками». Ясно, что его источник (Эфор) считал единственным виновником этой войны спартанское правительство (в лице руководителя тогдашней спартанской политики Лисандра). В то, что беотийцы подстрекнули локрийцев к нападению, он не верил. Автор «Отрывка» (см. приложение 11. 1; 13. 1—7) стоит на той же точке зрения, что и Ксенофонт, но дает гораздо более подробный, хотя и более поверхностный, рассказ. К этому взгляду примыкает и источник Павсания (III. 9. 9), если это только не тот же автор «Отрывка». Плутарх (Агесилай. 27) приводит оба взгляда: «Есть два взгляда. Одни считают виновником (этой войны) Лисандра, другие — фиванцев, третьи — обе стороны». Вероятно, Ксенофонт прав и формальный повод подали фиванцы. С другой стороны, прав и автор «Отрывка», указывая (2. 2) на то, что персидский подкуп, вопреки мнению нашего автора, был лишь одной из второстепенных причин поворота в политической ориентации беотийцев, афинян, коринфян и аргивян; но выставляемая в «Отрывке» (13. 1) причина — личные соображения и честолюбие политических вождей — еще более маловажная причина. На настоящую причину этого поворота — стремление к политическому равновесию в Греции Ксенофонт справедливо указывает ниже, в §§ 10—13.

Рассказ нашего автора о начале войны резко отличается от изложения автора «Отрывка» (см. приложение 13. 3—5). Однако, при первом же взгляде видно[581], что следует отдать предпочтение рассказу Ксенофонта: слишком уже искусственно изложение в «Отрывке»; беотийцы, конечно, подстрекнули к войне своих друзей-локрийцев, а не врагов-фокейцев. Западные (озольские) локрийцы попали в труд автора «Отрывка», как думает Эд. Мейер, вследствие бессознательной аналогии с событиями «священной войны» 356 г. Рассказ о всемогуществе и миролюбии Спарты крайне тенденциозен и противоречит действительности. Павсаний (III. 9. 9—11) контаминирует оба рассказа: у него выступают, как в «Отрывке», озольские (амфисские) локрийцы; однако, ход войны изложен по нашему автору. Для вящего прославления Афин он вкладывает в их уста приписываемое «Отрывком» спартанцам предложение передать спор на разрешение собрания союзников.