Необходимый для чеканки благородный металл доставлялся отчасти восточной торговлей, отчасти рудниками самой Греции. Серебряные рудники близ Лавриона, на южной оконечности Аттики, приносили в эпоху Персидских войн очень большие доходы; еще более доходны были рудники, находившиеся на Фасосе и на противолежащем материке, на границе между Фракией и Македонией. Впрочем, большая часть запасов металла не попадала в обращение, а скоплялась в сокровищницах. Почти каждый храм имел свою казну; и если она состояла обыкновенно только из серебряной утвари весом в несколько мин, то все-таки, при большом количестве храмов, общая сумма сокровищ была очень велика. Так, при начале Пелопоннесской войны в храмах Аттики было жертвенных приношений на сумму 500 талантов. Сверх того, они владели еще очень значительными наличными суммами, из которых государство в первые 10 лет войны заняло около 800 талантов, не говоря уже о тех деньгах, которые были взяты из сокровищницы Афины Паллады — самого богатого из· всех этих храмовых казнохранилищ. Делос и Олимпия также владели крупными богатствами. Дельфийский храм около 360 г. имел, по преданию, 10 тыс. талантов, большая часть которых находилась здесь, вероятно, уже в V веке; эта цифра едва ли очень преувеличена, так как впоследствии фокейцы из этих денег покрыли издержки десятилетней войны, для которой они пользовались большими наемными армиями. Затем сюда же нужно отнести и афинскую союзную казну, которая, включая храмовые сокровища страны, располагала по временам 10 тыс. талантов и еще в начале Пелопоннесской войны заключала в себе 6 тыс. талантов.
Тем не менее количество поступавшего в обращение благородного металла было достаточно велико, чтобы вызывать значительное повышение цен. Мера ячменя, стоившая в Афинах во время Солона одну драхму, обходилась в конце V и начале IV столетия вдвое дороже; мера пшеницы стоила 3 драхмы. Еще более повысились цены на скот, так как в этой отрасли торговли не было заморской конкуренции, а в самой Греции, вследствие роста народонаселения, скотоводство все более уступало место земледелию. Между тем как около 600 г. можно было в Афинах купить овцу за драхму, спустя два столетия цена ее поднялась до 10—20 драхм; бык в это время стоил около 50—100 драхм. Напротив, в богатой скотом Сицилии „хороший теленок" даже после Персидских войн стоил только 10 литров, или 2 аттических драхмы.
Увеличение количества находившегося в обращении благородного металла должно было иметь последствием то, что в V веке гораздо легче было, например, достать взаймы талант серебра, чем в VI веке. То же самое касается большинства остальных товаров, которые доставлялись теперь на рынок в гораздо большем количестве,· чем прежде, отчасти местной промышленностью, отчасти ввозной торговлей. Правда, около 400 г. мера пшеницы, в переводе на серебро, стоила гораздо дороже, чем во время Солона, но только потому, что запасы серебра возросли еще быстрее, чем производство сельскохозяйственных продуктов. Зато теперь можно было в неурожайные годы привозить иностранный хлеб почти в неограниченном количестве, и крестьянин, нуждавшийся в хлебе для посева и для пропитания своей семьи до ближайшего урожая, мог теперь гораздо легче достать нужное ему количество хлеба, чем раньше, когда ему приходилось в таких случаях обращаться к богатому соседу. Вследствие этого ссуды — как натурою, так и деньгами — можно было теперь получать на более выгодных условиях, чем прежде, — другими словами, такса процентов должна была понижаться. Впрочем, этому процессу противодействовал сильный подъем промышленности и торговли, вызвавший большой спрос на капиталы. Поэтому процент и теперь еще остается сравнительно очень высоким. Если в эпоху Солона при хорошем обеспечении платили средним числом 18% (выше, с.206), то в IV столетии в Афинах платили около 12%; за ссуды, соединенные с риском, и во времена, когда чувствовался недостаток в деньгах, взимались, конечно, гораздо более высокие проценты. Какого-нибудь определенного закона относительно максимального процента, по крайней мере в Афинах, не было, хотя и здесь, как повсюду, общественное мнение осуждало ростовщиков, которые пользовались нуждою ближних для наживы, и этим все же производило некоторое моральное давление.