Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Афиняне были так уверены в успехе, что известие об отложении Потидеи застало их совершенно врасплох. Флот из 30 триер с командой в 1000 гоплитов, посланный ими в Македонию, был слишком мал, чтобы одновременно дейст­вовать и против Пердикки, и против мятежных городов Халкидики; с такими ничтожными силами невозможно было даже предпринять блокаду Потидеи, как ни очевидна была необходимость не дать городу времени приготовиться к оса­де. Пришлось ограничиться набегами на македонское побе­режье; Фермы были взяты, Пидна осаждена. Только теперь — это было уже в конце лета — прибыли подкрепления из Афин, 2000 гоплитов и 40 триер под начальством стратега Каллия. Но и этих сил оказалось недостаточно. Не остава­лось ничего другого, как заключить мир с Пердиккой, чтобы можно было сосредоточить все внимание на Потидее. Меж­ду тем на помощь мятежникам подоспели 1600 пелопоннес­ских гоплитов, наемники и коринфские добровольцы, так что силы противников были почти равны, тем более что Пердикка, тотчас по удалении афинян из его страны, порвал недавно заключенный договор и отправил на помощь халкидцам отряд конницы. В открытой битве перед стенами По­тидеи афиняне одержали победу, но их наличных сил хвати­ло только на то, чтобы запереть город с севера; южная сто­рона, обращенная к Паллене, осталась пока открытой, и только новое подкрепление в 1600 гоплитов, прибывшее следующей весной (431 г.), дало возможность афинянам оце­пить город и с этой стороны. Теперь перед Потидеей стояло 5000 афинских гоплитов, множество союзников и 70 триер; такого войска Афины еще никогда не высылали в заморскую экспедицию. Численный перевес афинян заставил Пердикку снова заключить с ними мир; он получил обратно Фермы и за это выставил отряд против халкидцев (летом 431 г.).

Между тем коринфяне еще и в другом направлении дей­ствовали против Афин. С самого начала было ясно, что вос­стание Потидеи может рассчитывать на успех только в том случае, если город получит из Пелопоннеса значительную помощь; и Потидея, действительно, отложилась лишь после того, как спартанские эфоры обещали ее послам такую под­держку. Теперь надо было добиться ратификации этого обе­щания Спартанским народным собранием. Это было нелег­ко, потому что, как ни велики были опасения, которые воз­буждало в Спарте могущество Афин, как ни сильно было желание оказать Коринфу просимую помощь, но тридцати­летний мир с Афинами еще не кончился, и спартанцы не ре­шались нарушить свои клятвы. На защиту мира выступил не кто иной, как престарелый царь Архидам, по своему поло­жению и личному авторитету самый влиятельный человек в Спарте.

При таких условиях Народное собрание едва ли под­держало бы военные замыслы эфоров, если бы сами Афины не дали к тому желанного повода. Как раз в это время Афин­ское народное собрание, по предложению Перикла, постано­вило запретить мегарцам пребывание в Аттике и какие бы то ни было сношения с портами всего Афинского союза. Эта мера, наносившая смертельный удар мегарской торговле, была мотивирована небольшими злоупотреблениями мегарцев, в каких никогда не бывает недостатка между соседями, находящимися во враждебных отношениях; истинной же причиной ее была злоба против Мегары, накоплявшаяся в Афинах со времени восстания 446 г. и усиленная участием Мегары в коринфской экспедиции против Керкиры. Как бы основательно ни было это чувство само по себе, но очевид­но, что принятие „мегарской псефисмы" было со стороны афинян крайне несвоевременным поступком. Мегара при­надлежала к Пелопоннесскому союзу, и хотя договор 446— 445 гг. не содержал никакого прямого постановления отно­сительно сношений между обеими договаривающимися сто­ронами, но во всей Греции считалось несомненным, что сам факт мира обеспечивает свободу сношений. То обстоятель­ство, что афиняне до сих пор не решались отнять у Мегары право торговли с Афинским союзом, лучше всего доказыва­ло, что и они сами держались такого взгляда. „Мегарская псефисма" решила дело. Спарта не могла не вступиться за свою союзницу Мегару, если не хотела потерять свое руко­водящее положение в Пелопоннесе. Это соображение, вме­сте со значением могущественного Коринфа, заставило сна­чала Спартанское народное собрание, а затем и Пелопоннес­ский союзный совет объявить, что Афины нарушили мир (осенью 432 г.). Правда, это еще не было объявлением вой­ны, но в случае дальнейшего упорства Афин война станови­лась неизбежной.