Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Между тем и этика была поставлена на научную почву. Из учения Протагора о сущности познания следовало, что добро и зло — лишь относительные понятия, и в ту эпоху, полную революционных стремлений, едва ли нужно было доказывать, что существующий закон или обычай не может служить критерием для этической оценки наших поступков. А природа знает только право сильного, — и многие дейст­вительно были готовы сделать логический вывод из этого положения и признать безграничный эгоизм естественным правом человека. Но Протагор нашел твердую исходную точку для основания рациональной этики в потребности че­ловеческого общества. Без уважения к правам других обще­житие невозможно, и большая часть людей действительно обладает этими альтруистическими чувствами; тот же, у ко­го их нет, должен быть, как зачумленный, изгнан из государ­ства. Правда, врожденную склонность следует развивать воспитанием, и как раз в обучении добродетели Протагор видел свое главное призвание. Мы не знаем подробностей его этической системы, но нет сомнения, что он и его после­дователи проповедовали более высокую мораль, чем та, ко­торая в их время господствовала в Греции. Софист Гиппий из Элиды говорил, что от природы все люди — братья и что преграды между ними возвел только закон; исходя из этих идей, софисты первые признали рабство безнравственным учреждением. Этого одного было бы достаточно, чтобы по­ставить софистов в этическом отношении несравненно вы­ше, чем Сократа и всю его школу. Протагор также первый сказал, что цель наказания — исправить преступника, а не отомстить за преступление. И Протагор не только учил нравственности, но и показывал пример ее; его нравственная чистота выступает даже в рассказах его противников.

Последователем Протагора как в теории познания, так и в этике был Демокрит[97] Он также исходит из того положе­ния, что предметы и явления не бывают хороши или дурны сами по себе, а только по ощущению, которое они возбуж­дают в нас. Точно так же Демокрит признает естественное право сильного; но и сильный, по его мнению, не может обойтись без слабого; мы неизбежно должны жить вместе и помогать друг другу. Поэтому выше всего стоит государст­во, в котором воплощается общественный строй, „ибо в нем содержится все: все существует, пока существует государст­во, и все гибнет, когда оно разрушается" Следовательно, высшей добродетелью является „справедливость" (δίχη) т.е., по определению Демокрита, исполнение своих обязанностей по отношению к обществу. Кто грубо нарушает интересы общества, кто грабит или убивает, того надо убить, как ди­кое животное. Но кроме земной кары, преступника не ждет никакое другое наказание, потому что атомистическая тео­рия исключает возможность вмешательства богов в челове­ческую жизнь, — и так как душевная деятельность связана с движением атомов в нашем теле, то она не может продол­жаться после смерти, и вера в ужасы подземного царства есть не более как химера. В этом-то пункте Демокрит и, мо­жет быть, еще до него Протагор далеко оставили за собой всю предшествующую греческую мораль, выставив положе­ние, что мы должны делать добро не из страха перед боже­ственной или человеческой карой или перед приговором общественного мнения, а только потому, что оно — добро, из уважения к нам самим. И это касается наших отношений не только к людям, но и к животным; только тех, „которые причиняют или хотят причинить нам несправедливость", разрешается убивать. А сознание, что мы исполнили наш долг, есть необходимое условие того ясного спокойствия духа, которое составляет высшее счастье человека. Правда, одного этого мало. Мы только в том случае достигаем ду­шевного спокойствия, если ищем удовлетворения не в чув­ственных удовольствиях, если во всех своих поступках со­блюдаем умеренность и ничего не предпринимаем, что пре­вышает наши силы, преимущественно же — если развиваем свой дух, ибо „образование в счастии служит украшением, в несчастии — убежищем"; но высшее удовлетворение дос­тавляет созерцание благого и прекрасного и, главным обра­зом, научное исследование. Лучше открыть одну новую ис­тину, чем владеть престолом персидского царя. Ибо счастье и несчастье не зависят от внешних условий; наш добрый или злой демон живет в нашей собственной душе, и только для оправдания своего неразумия люди создали призрак Тихе.

Таким образом, наука дошла до отрицания самых основ