Греческая народная религия

Мы располагаем сведениями о некоторых предварительных обрядах, которые были не так важны, чтобы о них запрещалось рассказывать. Но что касается главных обрядов, относящихся к категории «epopteia», то они известны нам лишь в самых общих чертах. Нам известно, что там что-то говорилось, что-то делалось и что-то демонстрировалось, но что это было, мы не знаем — а это самое главное. Обряды — это не действия мистов, вопреки тому, что внушают нам современные ученые; в них самой существенной частью было созерцание мистами чего-то, что им показывали. Это повторялось снова и снова, начиная с «Гомерова гимна Деметре», и это подтверждается самим названием наивысшей степени посвящения — эпоптейя. Но что им показывали, нам не известно. Верховный жрец именовался «hierophantes», и это слово указывает на то, что его главной обязанностью было показывать какие-то святыни. Этого жреца выбирали всегда из рода Евмолпидов, происходящего от мифического предка Евмолпа, имя которого означает, что он был славен своим красивым голосом. Этот жрец, должно быть, что-то декламировал или пел, что — мы не знаем. Вероятно, его слова сопровождали то, что он показывал, и именно это, а не слова, и являлось кульминацией мистерий. Нельзя упускать из виду, что наивысшая [60] тайна — это нечто увиденное и услышанное. Можно также добавить, что мистерии происходили ночью при свете множества факелов, и это, должно быть, еще больше усиливало впечатление.

Обет молчания, наложенный на мистов, как я уже заметил, соблюдался безупречно. Одни лишь христианские авторы, не обращавшие внимания на этот обет, сообщают некоторые сведения о центральных обрядах мистерий. Но их свидетельства вызывают серьезные сомнения. Прежде всего, что они могли знать? Располагали ли они непосредственной информацией? Были ли они сами в числе посвященных? Климент жил в Александрии, а прочие — в Азии или в Африке. Более чем вероятно, что их знания основаны лишь на слухах. Далее, насколько можно на них полагаться? Не следует забывать, что их труды носили полемический характер и имели своею целью разоблачение пороков язычества, а в полемике такого рода противники не слишком-то разборчивы в средствах. Должно быть, церковных авторов не очень волновала точность приводимых описаний обрядов, и вряд ли они проверяли, относятся ли эти обряды к Элевсинским или к каким-либо иным мистериям. Для этих авторов важно было лишь показать слушателям или читателям предосудительность этих мистерий, а так как их аудитория не знала об этом совсем ничего, то, следовательно, не могла и проверить. [61]

Основываясь на подобных небесспорных свидетельствах, современные ученые попытались выявить суть Элевсинских мистерий. В этих попытках можно выделить два основных направления. Одно из них отталкивается от мистерий поздней античности, наивысшая цель которых заключалась в том, чтобы поднять человека до божественного состояния — сделать его богом и наделить его бессмертием. Но очень сомнительно, что эта идея присутствовала в мистериях более раннего периода, когда барьер, отделяющий людей от богов, считался очевидным и непреодолимым. Современные исследователи, которые много внимания уделяют синкретическим религиям поздней античности, предполагают, что такая идея существовала раньше. Но нельзя принять такую гипотезу без достоверных свидетельств, а таких свидетельств у нас совсем нет. Проблема пола отразилась даже в религиоведении. Ученые высказали предположение, согласно которому мист получал бессмертие, становясь сыном богини посредством прикосновения к некоему сексуальному символу. Символически он как бы рождался заново от богини.[41] В самом деле, христианские авторы указывали на присутствие сексуальных символов в Элевсинских мистериях, и вполне возможно, что они там были, как были они и в [62] родственных этим мистериям Фесмофориях. Но если подобные символы и фигурировали в Элевсинских мистериях, они имели лишь то значение, которое было у них в древности. Это были амулеты плодородия.

Здесь, наверное, следует коснуться спорной фразы Климента Александрийского, которую он относит к Элевсинским мистериям: «Я постился, я пил кикеон, я взял из сундука, и поработав, я положил в корзину, а из корзины в сундук».[42] Первые два обряда — поститься и пить кикеон — известны как практиковавшиеся на Элевсине. Но об остальных этого нельзя сказать, да и вообще, неизвестно, относятся ли они к Элевсину. Возможно, они позаимствованы из мистерий Деметры в Александрии.[43] В любом случае эта формула относится к предварительным обрядам для неофитов, а не к самому главному таинству — эпоптии. Эту фразу произносил неофит, чтобы показать, что он совершил предварительные обряды, необходимые для окончательного посвящения. И вот на этой неопределенной формуле и основаны упомянутые гипотезы, долженствующие прояснить суть мистерий.