– О-о-о! А-а-а! – взвыла толпа, потому что не каждый день бык седлает волну и добирается на ней до пристани.
Критийцы повернулись к Миносу и зааплодировали. Царь поклонился, поблагодарил их и отправил всех по домам с кофейными кружками в виде бычьих голов в качестве подарков на память.
Слуги затянули вокруг бычьей шеи веревку и отвели его в царский загон. Позже тем же вечером Минос и Дедал внимательно изучили животное, которое вблизи производило просто неизгладимое впечатление – как минимум в два раза крупнее и сильнее любого из быков в царском загоне.
– Ого, – сказал Минос. – Вот это бык! Думаю, я оставлю его для разведения.
Дедал куснул ноготь на пальце.
– Э-эм, вы уверены, ваше величество? Вы обещали принести его в жертву Посейдону… оставить его будет как-то неправильно, разве нет?
Царь фыркнул.
– Ты столкнул собственного племянника с акрополя. Кто ты такой, чтобы судить, что правильно, а что неправильно?
Дедала охватило очень нехорошее предчувствие. Спецэффекты он мог контролировать. Олимпийских богов… ну, даже
– Не переживай ты так, – отмахнулся царь. – Я принесу в жертву Посейдону какого-нибудь другого из своих быков. Этого хватит! Он, наверное, даже не заметит разницы!
Посейдону не хватило. Он заметил разницу.
Когда он понял, что Минос оставил красавца белого быка себе вместо того, чтобы принести его в жертву, согласно данному обещанию, Посейдон раздулся, как рыба-собака.
– Чувак! На этого быка у меня ушло аж
Посейдон мог наказать весь Крит. Мог уничтожить Кносс землетрясением или потопить всю критийскую флотилию приливной волной, но тогда бы жители острова обозлились на
– Нужен какой-нибудь хитрый способ мести, – решил Посейдон. – Посмотрим… кто у нас специализируется на хитростях и коварстве?
Посейдон отправился к богине любви, Афродите, в ее спа-салон на Олимпе.
– Ты не поверишь! – заявил он с порога. – Знаешь царя Миноса с Крита?
– М-м? – Афродита не отрывалась от журнала мод. – Наверное.
– Он оскорбил меня! Обещал принести мне в жертву быка, но не сделал этого!
– М-м-хм? – Афродита изучала рекламу сумок Givenchy.
– А эта его царица, Пасифая, – продолжил Посейдон, – слышала бы ты, что она говорила о тебе.
Афродита подняла на него глаза:
– Прошу прощения?
– В смысле, да, Пасифая красива, – сказал Посейдон, – но это не дело, что ее сравнивают с тобой. Причем царица ни разу не возразила. Можешь себе представить?
Афродита закрыла журнал. Ее глаза опасно засияли.
– Какую-то смертную царицу сравнивают со мной? И она это позволяет?
– Да! Когда Пасифая в последний раз приносила жертву в твоем храме или называла тебя лучшей богиней?
Афродита мысленно пробежалась по своему списку подношений и молитв. Она вела учет смертных, почитавших ее должным образом. Имени Пасифая в первой двадцатке не значилось.
– Неблагодарная ведьма! – возмутилась Афродита.
По правде говоря, Пасифая действительно была ведьмой. Она обожала магию и зелья. Она была еще более алчной и высокомерной, чем ее муж, другими словами, далеко не хорошим человеком, но винить ее в том, что она не поклонница Афродиты… это как винить меня, что я редко летаю на самолетах. Зевс и я – мы стараемся не заходить на территорию друг друга.
Как бы то ни было, Посейдон увидел шанс для мести, и он им воспользовался. Оправдывать его не могу. Даже лучшие боги способны на страшные поступки, если их довести.
– Ты обязана ее наказать, – настаивал Посейдон. – Сделай из царской четы посмешище за недостойное поклонение мне… Я хотел сказать,
– У тебя есть идеи? – спросила Афродита.
Глаза Посейдона засияли ярче его гавайской рубашки.
– Почему бы царице не влюбиться? Не обречь ее на самую отвратительную и постыдную интрижку всех времен?
– С Дэвидом Хассельхоффом?
– Хуже!
– С Чарли Шинном?
– Хуже! Царским символом Миноса является бык, так? У него в загоне есть один чисто белый бык, которого он обожает больше всего на свете. Почему бы царице тоже его не полюбить?..
Даже Афродите понадобилась секунда, чтобы понять, к чему он клонил.
– О боги… О, ты же не хочешь… О, это
Посейдон ухмыльнулся.
– Скажи же?
Афродита дала себе немного времени на раздумья. Она ушла в божественную дамскую комнату, где ее вырвало, затем она поправила макияж и вернулась к Посейдону.
– Хорошо, – объявила она. – Это достойное наказание для царицы, что никогда меня не почитала.
– Или меня, – вставил Посейдон.
– Не важно, – отрезала Афродита.