Греческие герои. Рассказы Перси Джексона

Она призналась ему в интрижке с Посейдоном.

Эгей воспринял эту новость куда лучше, чем вы могли ожидать. Боги постоянно влюблялись в смертных царевен. Он не мог винить Эфру, что ей вскружил голову бессмертный всемогущий суперкрасавчик. И он не мог проклинать Посейдона, ведь его за это наверняка бы поглотило цунами или землетрясение.

– Ладно, я понял, – сказал Эгей. – Но если родится мальчик, я объявлю его своим сыном, идет?

– А если девочка? – спросила Эфра.

Эгей вздохнул.

– Давай думать позитивно. Мальчик – это классно! Я кое-что для него приготовлю.

– Приготовишь?

– Увидишь.

На следующий день Эгей отвел Эфру на холм за городом. На его вершине лежал валун размером с гараж на две машины. Дюжина царских слуг обвязывали вокруг него веревки и впрягали в них лошадей.

– Ого, – оценила Эфра. – Ты собираешься сдвинуть этот камень?

– Да, именно. – Эгей подошел к яме рядом с валуном и снял с пояса меч. – На рукояти этого меча выкован царский герб Афин, видишь?

– Сова и ветвь оливы?

– Да. А на головке эфеса высечены мои инициалы. Это отличный клинок – небесная бронза и все такое. – Он бросил меч в яму. – Еще я закопаю здесь это.

Он взял из рук слуги обувную коробку из полированного дерева, открыл ее и показал Эфре. Внутри была… угадайте что. Обувь.

Эфра присвистнула.

– Чудесные сандалии:

– О да. Первоклассная кожа. Крепкие ремешки. Ортопедические стельки. Эта обувь прослужит всю жизнь.

Эгей бросил ящик в яму.

Сейчас вы, должно быть, недоумеваете: к чему столько шума из-за пары обуви? Но в те времена найти хорошие башмаки было ужасно трудно. Нельзя было зайти в первый попавшийся торговый центр и выбрать себе «адидасы». Если ты хотел быть героем, то есть забираться в берлоги чудовищ и гнезда гадюк и завоевывать славу на полях сражений, оставаться босоногим был не вариант. И поскальзываться на крови и внутренностях в дешевых шлепанцах тоже было как-то не очень. Крепкая обувь помогала оставаться в живых не хуже хорошего меча.

Слуги Эгея схватились за веревки. Те туго натянулись. Лошади с трудом пошли. Очень медленно, но они все же смогли сдвинуть валун, пока тот полностью не закрыл собой яму.

– Вот так, – сказал Эгей. – Если у нас родится мальчик, дождись, когда он вырастет, и расскажи, что я оставил ему здесь кое-какие презенты. Если он сможет их достать, значит, он достоин зваться моим сыном. Пусть тогда отправляется в Афины.

Эфра нахмурилась.

– Ты хочешь, чтобы я ему это сказала? А где будешь ты?

– Моя дорогая, помнишь те странные сны, что постоянно мне снятся? Они становятся только хуже. Если ты отправишься со мной в Афины, уверен, мои враги тебя убьют. Они никогда не позволят тебе родить мне наследника. Но даже если он появится на свет, в Афинах он не будет в безопасности. Лучше я вернусь домой один и сохраню наш брак в тайне. Тогда мои враги будут думать, что я остался без сына, и станут терпеливо ждать моей смерти. А когда мой сын вырастет и будет готов защитить себя, он придет в Афины и займет достойное его место наследного царевича!

– То есть ты хочешь, чтобы я осталась здесь и воспитывала ребенка в одиночестве где-то шестнадцать-семнадцать лет?

– Было бы отлично. Спасибо. – Эгей поцеловал ее. – Ну, мой корабль ждет меня в гавани. Люблю тебя! Удачной беременности!

Эгей уплыл в Афины, оставив Эфру в Трезене в ожидании ребенка.

Она надеялась, что будет девочка, ведь это все упростит. Ни Эгею, ни Посейдону не будет до нее дела… учитывая, какими просвещенными феминистами они были. Эфра бы спокойно растила дочь и не вспоминала о всякой обуви под валунами.

Но если это будет мальчик… ну, по крайней мере, оставалось надеяться, что он вырастет героем. Тогда оба родителя почтут за честь его признать.

Как вы могли догадаться, у нее родился сын, и греческие рассказчики целое тысячелетие будут спорить, кто его отец. Одни будут утверждать, что Эгей. Другие – что Посейдон. Кто-то скажет, что у него было два отца, хотя я практически уверен в невозможности этого с медицинской точки зрения. С другой стороны, мы ведь говорим о богах, так что кто знает?

Что касается Эфры, первые семнадцать лет она растила сына одна, что потребовало от нее своеобразного героизма.

Мальчик родился крупным и здоровым, что неудивительно с таким могущественным папой (или папами). Она назвала его Тесеем, что означает «собрание», возможно, потому, что она надеялась, что он соберет всех греков в одну большую счастливую семью. Или потому, что ребенок был гиперактивным и Эфре и дюжине нянек приходилось целыми днями собираться вокруг него.

Большинство знакомых мне полубогов страдают от синдрома дефицита внимания и гиперактивности. Он помогает нам оставаться в живых на полях сражений, потому что заставляет нас обращать внимание на все. Но Тесей был иконой этого синдрома. Он был гиперактивен еще в памперсах. Он прыгал с коринфских колонн. Он был супернеуправляемым и сверхперевозбужденным полубогом – ну, вы уловили мысль. Малыш требовал к себе неусыпного внимания.