Греческий огонь

Несмотря на враждебность, с которой Феофано встретила его после возвращения с берегов Дуная, Никифор был терпелив и всячески выражал жене свою любовь и преданность в надежде найти у нее сочувствие и утешение в минуты горького одиночества. Но Феофано, захваченная собственными планами и желаниями, не снисходила к его заботам. Ни разу, с тех пор как они вместе с Никифором взошли на трон, она не выказала по отношению к нему ни любви, ни сочувствия. Присутствие Никифора, такого мрачного от свалившихся на него бед, вызывало у Феофано лишь скуку и раздражение, которые она даже не пыталась скрыть. Казалось, переживания Никифора лишь подогревают ее ненависть и коварство.

Узнав из записки монаха о готовящемся на него покушении, Никифор решил поговорить с Феофано.

— Не сомневаюсь, что над тобой подшутили, — сказала императрица, — а ты попался на удочку и поставил себя в смешное положение со всеми этими дурацкими обысками во Дворце. Кому нужно лишать жизни безмозглое чучело, чья корона — одна лишь видимость, убивать человека, утратившего всякую власть?

Унижая Никифора, Феофано хотела отвлечь его внимание от тревожных известий, наверняка уже полученных им от осведомителей.

— Часть населения действительно настроена по отношению ко мне недоброжелательно, и при дворе полагают, будто это подтачивает мою власть. Но не все так уж плохо.

Феофано рассеянно слушала его, продолжая управляться с куропаткой, фаршированной оливками и сельдереем.

— Больше всего, однако, меня огорчает, что и ты относишься ко мне враждебно. У тебя такой странный, трудный характер, и это меня тяготит больше всего.

Феофано махнула рукой, словно хотела отогнать от себя заботы Никифора и вернуться к фактам.

— Тебе не удастся растрогать меня своим нытьем, — сказала она. — Это из-за тебя меня осыпали оскорблениями и градом камней на трибуне ипподрома, это из-за тебя я боюсь теперь высунуться за пределы Дворца. Я тоже жертва твоего помешательства на войне и вынуждена теперь есть из бронзовой, пусть и позолоченной посуды, в то время как варвары жиреют за счет нашего золота. Ты не настоящий император, хоть и сидишь на троне и показываешь всем, как бьют хвостами твои дурацкие львы. Ты был и остаешься солдафоном, да еще и помешанным на религии. Можно ли придумать худшее сочетание!

— Господь Бог и меч. По-моему, сочетание довольно удачное и к тому же устрашающее.

Ловким и неожиданным движением Никифор схватил меч, висевший на стене у алтарика, и единым взмахом рассек на две половины оконную драпировку.

Феофано в ужасе молча смотрела на него. Но быстро оправившись от испуга, сказала совершенно спокойно:

— Придется звать мастеров, чтобы починили ткань.

33

В ту февральскую ночь над Босфором шел снег. Густые хлопья медленно ложились на воду и таяли в ней. Одинокая лодка, вихляя от каждого взмаха весел, приближалась в темноте к порту Буколеон. Четверо сидевших в лодке мужчин уверенно гребли к молу, и каждое их движение, каждый жест были беззвучны, точны и согласованны. Среди гребцов сидел и Цимисхий — в таком же, как у остальных, простом грубошерстном плаще. Наконец лодка пристала к пустынному молу под стенами Дворца Дафни. Едва Цимисхий, выпрыгнувший из лодки первым, ступил на землю, с одной из верхних террас Дворца вдоль стены спустилась веревочная лестница. Двое гребцов придержали ее нижний конец, а третий и Цимисхий стали подниматься по ней, и вскоре их фигуры поглотила темнота.

Никифор в своей спальне уже прилег на разостланную на полу шкуру дикого осла. Плотно завернувшись в доставшийся ему в наследство от дяди старый монашеский плащ, император, являющий собой образец религиозного рвения, пытался заснуть после очередного дня тщетных переговоров с Лиутпрандом из Кремоны, который упорно не желал покидать Константинополь, хотя миссия его сорвалась, и постоянно создавал всяческие затруднения, надеясь, очевидно, своим обременительным присутствием добиться того, чего ему не удалось добиться посредством искусства дипломатии. Во время последнего пира лонгобардский епископ пригрозил, что покинет застолье, если ему не будет отдано предпочтение перед болгарским послом, который явился в Зал Триклиния подпоясанный бронзовой цепью и с напомаженными, как принято на Балканах, волосами. Никифор непреклонно отвергал имперские притязания Отгонов, но в вопросе о предпочтениях ему пришлось пойти на уступку, и он приказал распорядителю императорского стола пересадить гостей, чтобы избежать грандиозного скандала, который мог бы окончательно испортить и без того трудные отношения с Италией.

Феофано, войдя в спальню, сразу же направилась к окну, отодвинула засов и распахнула створки в ночную темень. Никифор почувствовал холод и слабо запротестовал:

— Феофано, ты простудишься, с зимой не шутят, да и сырость проникнет в комнату.

— Ты о моем здоровье заботишься или о своем? Может, ты считаешь, что любоваться снегом — это излишняя и греховная роскошь?

Она в раздражении закрыла окно, но не заперла его на засов.

Походив немного по комнате, Феофано направилась к двери.

— Куда это ты в такой поздний час?