Из угла монотонно позвякивал бубен. Бубнила, изредка привизгивая, дежурная заклинательница, накликивая даймонов перед атакой. Невидимые воздушные силы уже собирались – пёстрые мохнатые бумажки на паутинках, свисавшие с потолка, начали тихо, нервно пританцовывать.
Не глядя, Сарра сняла с полки блестящую, красную, заляпанную салом глиняную фигурку. Пузатый индусский божок. Поставила его против портрета, глаза в глаза.
- Властолюбие?.. Оч-чень хорошо.
Неуловимые царевичи являлись на московских улицах всё чаще – худые и пухлые, низенькие и долговязые, они собирались во дворах и сквериках Бульварного кольца: бренчали на гитарах, грозно потрясали игрушечными пистолетами. С наступлением темноты начинались атаки на бил-лборды с рекламой "Основного телеканала": их густо закидывали помидорами. Наконец, много шума наделало интервью Ивана Царевича, данное подростковому журналу "Вау!" Фотографию Царевича закрывал тёмный прямоугольник, скрывавший верхнюю часть лица. Заголовок гласил:
ПОКА Я ЖИВ,
НИКАКАЯ ПИСУЧАЯ ТЛЯ
НЕ ПОСМЕЕТ КУСНУТЬ РОДИНУ
В тот же день дерзкий мальчишка с затемнённым лицом (снимали против света) пояснил свою позицию в интервью телеканалу "Око":
- Если взрослые не могут защитить честь России, этим займутся подростки. Ни одна муха не дерзнёт нагадить на Российский герб!
В ответ на недоумение журналистки ("Чего Вы добиваетесь? У Вас вообще есть какие-то ценности в жизни?") мальчишка высокомерно заявил:
- Наша ценность – Россия. Мы хотим ею гордиться. Имеем такое право! Какого хрюна в собственной стране нас грузят, что мы хуже всех на планете? Да мы лучше всех в Галактике! Мы – самый добрый, умный и сильный народ! И пусть заткнутся вонючие скунцы. Я с этим клеветником опять готов биться, если он хочет. За ним остался выстрел... Вы слышите меня, Кунц? Выбирайте оружие, Царевич к вашим услугам!
Новость молнией облетела эфир: "неуловимый московский гаврош назначает дату повторной дуэли". Мальчишка был конкретен:
- На Болотной площади. Там, где казнили разбойников Стеньку и Емельку. Теперь там будет казнён разбойник Эрнестка. Пусть приходит завтра в полдень, я буду ждать.
* * *
Черноглазый баловень, талантливый волшебник Лео мчался по московским улицам на дорогом итальянском байке с ракетным рёвом, блестящими рогами и пафосным вычу-ром бешеных крыльев.
Облачённый в моднейшую мотоциклетную куртку, алую с пепельным, Лео скользил, изящно повиливая среди грязных автомобилей, безудержный, презирающий заторы, – и бессмертная тёмная душа его летела выше и даже чуть впереди, на уровне двадцатых этажей, над густой и грязной паутиной проводов – летела в компании нескольких хохочущих суккубов, хохотала и презрительно плевала на крыши троллейбусов.
Проносясь мимо памятника Достоевскому, Лео со смехом думал о том, какой нелепый это памятник: писатель будто елозит мягким местом по камню, опасаясь потревожить геморрой. Очень скоро москвичи узнают всю правду о людоеде-писателе. И памятник ему уберут, поставят на его месте новый. Почему-то подумалось Лео, что здесь непременно должен быть памятник премудрой колдунье Елене Блаватской. Тут и библиотека рядом, храм книжной мудрости, вот и логично будет.
И улицу мы назовём по-другому, – смеялся Лео. – Что за корявое слово – "Воздвиженка"? Будет улица Теософов. Далее – Рерихов бульвар. И памятник высокоумному художнику тоже воздвигнем, вместо носатого Гоголя. Доказано в прессе, что он был вампир? Доказано. Значит, долой. И Пушкина к лешему с пьедестала, вместо баловня – "мартышки" взгромоздим, пожалуй, многофигурную композицию: мастера Булгакова и заказчика Воланда, рука об руку, со взорами, вперенными в даль Тверского бульвара.
Лео любил ввечеру пролететь по улицам города эдакой рычащей шестицилиндровой кометой, прикидывая новую логику проспектов и площадей – без ненужных, отживших век православных храмов. Сколько места освободится! Музей Василия Блаженного ещё можно оставить для туристов, вот бесконечные церкви Замоскворечья пора убирать. Мешают и взору, и духу.
Зрелищно вывернув к Болотной площади, Лео невольно сбросил прыть и завертел шлемоблещущей головой, приглядываясь: что за странность?
Непонятные тинейджеры, целая толпа подростков. Многие зачем-то в детских масках – Винни Пух в потёртых джинсах и высоких ботинках, сказочный Топтыжка в пятнистой куртке с флэшкой плеера на груди. На парапетах сидели с гитарами, кто-то скучно катался вокруг на роликах, иные развлекались, стреляя присосками в чей-то портрет, прилепленный к афишной тумбе. Смотрели на часы, озирались...
Лео вильнул рогатым рулём, круто развернулся – приготовился дать газу. Последний раз глянул: ага! Со стороны Таганки подтягивались аккуратные бело-голубые автобусы с запоздавшим ОМОНом. Рябиновский понял, что милиция, отвыкшая от неразрешённых митингов, поздновато среагировала на неожиданный моб несовершеннолетних. У детишек не было ни флагов, ни лозунгов.
Между тем, подростки всё прибывали. Шли от метро "Третьяковская", подтягивались по мостам через Москву-реку...