Гречневая каша

Все, кто слышал полковника, не сомневались, что сейчас будет объявлено о предании его суду военного трибунала, или еще что-то в этом роде, но то, что произошло, не ожидал, наверное, никто. Как полковник смог молниеносно выхватить свой пистолет? Видимо он еще в машине просчитал все свои действия, и поэтому заранее расстегнул кобуру. И хоть руки его дрожали, но импульс-приказ шедший от мозга был настолько силен: убей его, убей, чтобы выжить самому, чтобы не лишиться генеральской должности, чтобы не попасть под суд… убей, чтобы испугались другие и подчинились тебе… убей, убей…

Полковник выстрелил прямо в лицо старшего сержанта. Это случилось так быстро, что танкист даже не успел опустить руку. Он подался назад, но не упал, а рука по-прежнему словно одеревенев отдавала честь. То, что сержант не упал, совсем взбесило полковника:

– Сволочь!! Тебе мало, ещё получи, я тебя научу!!!– визгливо выкрикивал он, посылая пулю за пулей в широкую по молодецки развернутую вперед грудь…

Танкист сделал еще несколько шагов назад к танку, и, наконец, безвольно опустив руку, беззвучно упал на спину, причем его голова оказалась рядом с его же котелком, который он пару минут назад поставил на землю. Вокруг воцарилась тишина, в той степени, в которой была возможна, во всяком случае никто уже не ел, и никто ничего не говорил, не комментировал… Солдаты, видевшие много смертей, не могли поверить, что в относительно спокойной почти тыловой обстановке, полковник просто так убивает своего же старшего сержанта. Полковник уже не контролировал себя, он стрелял и стрелял, и когда танкист упал подскочил к нему, и оставшиеся в обойме патроны выпустил уже в лежачего. Танкист был мертв, но полковник не мог остановиться, он хотел еще ударить, унизить этого уже не подававшего признаков жизни человека. Увидел котелок с кашей стоявший возле головы убитого.

– Сволочь, жрать сюда приехал… я тебя накормлю… до отвала нажрешься,– с этими словами он ударом ноги опрокинул котелок на безжизненное лицо танкиста, и по всему собирался наступить на него и подошвой сапога размазать по нему кашу… Но тут… тут отчетливо, совсем близко не более чем в полутора двух километрах «заговорили» сразу несколько танковых орудий.

Полковник опустил уже занесенную ногу и настороженно прислушался. К нему от машины бежал майор-особист.

– Товарищ полковник! Это немцы! Надо скорее уезжать, они уже близко!

Слова майора моментально отрезвили полковника, он быстро спрятал пистолет в кобуру и, оглядываясь, поспешил к машине. Но быстро уехать не получилось. Пока эмка разворачивалась, потом буксовала в сырой колдобине… В это время башенный стрелок с мертвенно бледным лицом наклонился к своему лежащему товарищу, снял с его лица котелок, потом шлем с головы. Волосы убитого были льняные, а лицо… красивое лицо совсем еще недавно уверенного в себе молодого человека покрыла смесь крови и вареной гречки. Стрелок осторожно стал очищать это месиво с лица товарища и звать его:

– Коля… Коля… что с тобой… ты жив…

Когда осознал, что он мертв, убит… его лицо из бледного стало серым. Он поднялся, держа в руке шлем своего командира. Растерянно огляделся, словно ища у кого-то поддержки, совета. Но его товарищи стояли рядом и тоже не знали что делать. На глаза стрелка попала эмка, которая буксуя медленно удалялась… А вокруг уже возобновилась вселенская суета, все словно забыли о том что только что случилось. Все быстро собирались – предстояло срочно отступать дальше. Лишь стрелок не суетился, он действовал быстро и четко, как, видимо, учил его командир. Вскочив на танк, он одним натренированным движением забросил свое тело в люк башни. Тут же башня задвигалась, как и орудие, ловя в прицел удаляющуюся эмку. Машина отъехала не более чем на пятьдесят-шестьдесят метров, но была уже на краю поляны и вот-вот должна скрыться за деревьями… Снаряд пришелся точно в багажник. Развороченная эмка сделала «прыжок» с дороги в сторону, ударилась о дерево, тут же рванул бензобак, и ее остатки охватило пламя.

Экипаж занес своего командира в танк, после чего двигатель взревел, броневая махина, крутанувшись на месте, развернулась и поехала в сторону приближавшегося боя. Высунувшись из башни, стрелок перекрывая звук двигателя закричал:

– Уходите, мы вас прикроем!

А мимо «факела», который представляла из себя эмка и ее пассажиры, первыми прогромыхали полевые кухни, которые тащили запряженные в них тощие лошади, следом потянулись солдаты, большинство даже не поворачивали голов в сторону горящей машины.

У Володи каша встала комом в горле, и он не смог ее доесть, потому что перед его глазами стояла эта гречнево-кровавая смесь на лице танкиста, ему казалась, что она же и в котелке. Он выбросил остатки каши. Но котелок… котелок он оставил себе, солдату нельзя без котелка. С тех пор он не мог есть гречку…

                                    4

В глазах Ирины стояли слезы: