Грегорианец. Четвёртый

– Бог да хранит ваше величество!

Как плохо ни спал император, Вельер в эту ночь спал еще хуже. Он с вечера послал сказать всем трем легионерам и их товарищу, чтобы те были у него ровно в половине седьмого утра. Он взял их с собой во дворец, ничего не обещая им и ни за что не ручаясь, и не скрыл, что их судьба, как и его собственная, висит на волоске.

Войдя в малый подъезд, он велел ждать. Если император все ещё гневается, они смогут незаметно удалиться. Если же согласится их принять, товарищей позовут.

В личной приемной императора полковник увидел Лау Шерье, который сообщил, что вчера вечером не удалось застать герцога Рема дома, что, когда тот вернулся, было уже слишком поздно являться во дворец, что герцог сейчас только прибыл и в эту минуту находится на аудиенции.

Последнее обстоятельство оказалось очень по душе Вельеру. Он мог быть уверен, что никакое чуждое влияние не успеет сказаться между уходом Рема и его собственной аудиенцией. Действительно, не прошло и десяти минут, как двери распахнулись, и полковник встретил увидел де герцога, выходившего из кабинета. Герцог направился прямо к нему.

– Господин Лау Вельер, – заговорил первым, – его величество вызвал меня, чтобы узнать все подробности о случае, происшедшем возле моей резиденции. Я поведал ему правду, то есть признал, что виновны были мои люди, и что я готов принести вам извинения. Раз я встретился с вами, разрешите мне сделать это немедленно, и прошу вас считать меня всегда в числе ваших друзей.

– Уважаемый герцог, – ответствовал полковник, встав, – я глубоко уверен в вашей высокой честности, что не пожелал иметь другого заступника перед императором, кроме вас. Вижу, что не обманулся, и благодарю вас за то, что в Гранжире остались такие мужи, о которых, не ошибаясь, можно сказать то, что я сказал о вас.

– Прекрасно, прекрасно! – воскликнул император, стоявший в дверях, слышавший этот разговор. – Только скажите ему, Вельер, раз он называет себя вашим другом, что я тоже желал бы быть в числе его друзей, но он невнимателен ко мне. Вот уж скоро три года, как я не видел его, и увидел только после того, как послал за ним. Передайте это от меня, передайте, ибо это вещи, которые император сам сказать не может.

– Благодарю, ваше величество, сердечно благодарю. Однако я хотел бы заверить ваше величество, это не относится к господину Вельеру, разумеется. Так вот, я хотел бы заверить ваше величество, что не те, кого ваше величество видит в любое время дня, наиболее преданы ему.

– Вы слышали, значит, что я сказал, герцог? Тем лучше, право, тем лучше! – проговорил император, сделав шаг вперед. – А, это вы, Вельер? Где же ваши Клерики? Я ведь ещё третьего дня просил вас привести их. Почему вы не сделали этого?

– Они внизу, ваше величество, и, с вашего разрешения, Лау Шерье их позовет.

– Конечно, давно пора, пусть они явятся сию же минуту. Скоро восемь, а в девять я жду кое-кого… Можете идти, герцог, и непременно бывайте при дворе… Входите, полковник.

Герцог поклонился и направился к выходу. В ту минуту, когда перед ним открылась дверь, на верхней площадке автоматического эскалатора показались три Клерика и Дартин. Их привел Шерье.

– Подойдите, храбрецы, подойдите, – произнес император. – Дайте мне побранить вас.

Легионеры с поклоном приблизились. Грегорианец следовал чуть позади.

– Нда… Как это вы вчетвером за два дня вывели из строя семерых Адептов кардинала? – продолжал Легг Валтимор. – Это много, чересчур много. Если так пойдет дальше, его преосвященству через три недели придется заменить основной состав своей роты. А я буду вынужден применять указы во всей их строгости. Одного, еще куда ни шло, я не возражаю. Но семерых за два дня, повторяю, это много, слишком много.

– Поэтому-то, как ваше величество может видеть, они смущены, полны раскаяния и просят их простить.

– Н-да? Смущены и полны раскаяния? Гм… – недоверчиво проговорил император. – Я не верю их хитрым рожам. Особенно вон тому, с физиономией грегорианца. Подойдите-ка сюда, сударь мой!

Дартин, поняв, что эти слова относятся к нему, приблизился с самым что ни есть сокрушенным видом.

– Вот как? Что же вы мне рассказывали о каком-то молодом человеке? Ведь это ребенок, совершеннейший ребенок! И это он нанес такой страшный удар Сааки?

– И два великолепных удара палашом Готэму.

– В самом деле?

– Не считая, – вставил Шосс, – что, если бы он не спас меня от рук Баромира, я не имел бы чести в эту минуту принести мое нижайшее почтение вашему величеству.

– Значит, он настоящий демон, этот ваш молодой грегорианец, тысяча инсэктов, как сказал бы мой покойный отец! При таких делах легко продырявиь не один скаф и изломать немало шпаг. А ведь грегорианцы по-прежнему бедны, не правда ли?

– Должен признать, ваше величество, – вздохнул Лау Вельер, – что золотых россыпей пока еще не найдено, хотя богу следовало бы сотворить для них такое чудо в награду за горячую поддержку, оказанную ими вашему покойному отцу в его борьбе за престол.